Гриша, ослепленный нестерпимым, неописуемым, неименуемым светом, льющимся из тоннеля сумок, судорожно тер глаза. В водопаде света он ощущал присутствие чего-то… невозможного, непредставимого и оттого – запредельно жуткого, как сама смерть, но не привычная наша смерть, а та, что случилась до рождения.

– Гринь, да ты хоть на секунду представь: ты, я, Лера, Макс – все мы были когда-то одними из них, частями целого. И мы можем стать снова. Брат… Пойдем со мной!

Гриша не мог ответить, поглощенный увиденным. Его рассудок бурлил и клокотал, обрабатывая поступающую информацию – эти священные формы, этот заветный свет, эти… он не находил слов. Каждый нейрон, каждый синапс был перегружен до предела. Лишь на самом дне подсознания что-то отозвалось на слова брата, заставило сделать шаг назад; трещиной поползла мысль: «Недостоин!»

– Эх!.. Нужно было сказать тебе раньше, как-то подготовить, что ли. Может, смогу еще вернуться за тобой однажды. А сейчас прости, Гриня, но я… иду домой!

Гриша увидел только одно – как исчезает в ослепительном сиянии грязная кроссовка брата, отрываясь от последней ступени стремянки.

Волевым усилием вернув себе контроль над рассудком, он рванул вперед, наплевав на все – на кошмарных фитилей, на слепящий свет, на то, что находится в тоннеле из вывернутых наизнанку мертвецов. Гриша схватился за кроссовку, изо всех сил потянул на себя. Брат оступился, едва не сорвавшись, но удержал равновесие наверху.

– Не пущу!

– Отойди, – холодно произнес Витя. Гриша не сразу понял, что в лоб ему нацелено дуло пистолета. – Пожалуйста. Я не хочу этого делать. Всю жизнь я искал… вот это самое. И нашел. Не стой на пути.

– Вить, – Гриша замялся, перед глазами встали жалкие твари, что потерянно ползали по санаторию, – фарш обратно не провернешь.

– Я все же попытаюсь!

Гришины пальцы разжались сами, когда глаза привыкли к свету и он увидел их. Не облик и не внеземное сияние поразили его отчаянием и скорбью, – но убогость собственного разума, который оказался не способен даже просто воспринять этих существ.

Многоликие, обитающие сразу в десятках измерений, они двоились и троились в его глазах, перетекали друг в друга. Их облик искажался, уродовался до монструозного безумия, полыхавшего ужасом, но какой-то частью сознания Гриша отрицал сигналы органов чувств, твердо веря – они прекрасны, идеальны, божественны.

Пистолет выпал из Витиной руки, когда он сам исчез в неземном сиянии. Его фигурка все удалялась и удалялась, взлетая куда-то ввысь, к небу высшего мира, в котором больше не нужно двигаться с помощью ног.