– Ты смотри мне, не простынь. Что мы папе скажем? А то и поранился, и простыл. Куда это годится? – Катя погрозила пальцем. – Сейчас включу стирку, и все. Горячая ванна и кушать. Кто тут у нас замерз и хочет кушать? Это маленький Женечка! А кто у нас подождет еще чуть-чуть? Тоже Женечка!
Катя стала думать, что бы еще подложить в барабан. Вскоре малыш опять остался в одиночестве.
На кухне Катя отыскала нож. У нее была подставка с дюжиной разных на все случаи жизни. Резать овощи, зелень, сыр…. Парочка зазубренных – для твердых сортов колбасы.
Катю интересовал самый острый. Он же оказался и самым большим. Вооружившись тесаком для мяса, она направилась к дивану.
Сначала она намеревалась аккуратно распороть обивку по швам, но, подумав, решила, что главное сейчас – наполнить стиральную машину.
Возможно, оттого, что с утра во рту у нее не было и маковой росинки, или из-за промерзшего, пораненного Женечки хотелось закончить побыстрее.
Была еще одна причина, которую сознание воспринимало с неким стыдом. Катя поскорее хотела прижать пах к углу стиралки и наконец-то ощутить сладкую вибрацию.
Обивка должна стать чистой. А уж как ее срезать, не имеет значения, так что и возиться нечего.
Катя остервенело взмахнула лезвием. С треском обнажилось поролоновое нутро. Его же тоже можно постирать!
Мягкой мебели и подушек в доме было предостаточно, и при мысли об этом на Катю навалилось тягостное предвкушение долгой работы. В руку вонзилась пружина, но Катя не почувствовала. Лишь краем глаза она заметила кровавую струйку, оросившую обивку.
Ничего, все отстирается. Все, черт побери, отстирается…
Внизу вопил сын.
– Я скоро, котик мой. Я очень-очень скоро, – крикнула в пустоту Катя, а сама подумала: – Назойливый, как папаша. Достаточно чуть-чуть не уделить им внимания, и все, начали выпендриваться…
Поразмыслив, она содрала с форточек сетки от мух и поняла – нужно начинать стирку. Организм отказывался функционировать в том же режиме. В голове появилась предобморочная легкость.
Только бы не выронить таз…
Чудом сохраняя баланс, гора белья в тазике тянулась к потолку. Катя напоминала индийских торговцев кувшинами. Тех, что таскают по Бомбею десятка два экземпляров своего товара, умудряясь взгромоздить их друг на друга и всю конструкцию водрузить на голову.
Катя водрузила таз на грудь, решив, что, если постоять так часок, все обвиснет, как у столетней бабульки.
Лестница в подвал выглядела опаснее горнолыжной трассы.
– Не оступись, чистюля, – прошептала Катя. Она напомнила себе, что следует постараться не наступить на сына.