Костюм все так же вызывал у Тараса страх, густо приправленный отвращением. Тот, как и мешок, был сделан из материала, очень напоминавшего кожу – прочную, но удивительно мягкую, бархатистую. Тягачев как-то сразу вбил себе в голову и до сих пор не мог отделаться от впечатления, что она – человеческая. Изрядная – с кожуру грейпфрута – толщина его убеждения не поколебала. «Несколько слоев скрепили, мразоты».

Но страшно, большей частью, Тягачеву было не от этого. Ему неотвязно казалось, что наряд – живой. Что-то наподобие организма, зачем-то принявшего именно такой вид.

По правде говоря, за то время, что выпадало носить его, Тарас не заметил ничего, способного расставить жирные точки над «ё»: «Ты не попутался, братуха. Эта хрень – не палец в жопе: здесь все мутно и стремно, в натуре». Костюм как костюм. Мешок как мешок.

И все же ерзала в подсознании паскудная заноза, упорно не позволявшая даже предположить, что это – просто костюм. Пару раз Тягачев пытался избавиться от нее, упорно вдалбливая себе, что человеческая кожа – это одно, а неизвестный организм – другое, и уживаться в одном флаконе они попросту не могут, но помогало слабо и ненадолго. Иногда отчаянно хотелось верить, что к имеющимся трудностям попросту прицепилась шизофрения или паранойя, но эта «палочка-выручалочка» ломалась к чертовой матери сразу же после того, как Тягачеву приходило время влезать в красно-белое одеяние…

Он всегда надевал под него штаны, рубашку, свитер, носки потолще, даже шапку и рукавицы натягивал на подшлемник и нитяные перчатки, чтобы избежать прикосновения к коже. И все равно – никак не хотело умирать ощущение, что он – человек, который позволяет пчелам облеплять себя. Только у его «пчел» не было названия, они старательно и успешно притворялись неживыми, и Тягачев не знал, на что они способны.

Вот и сейчас ему дико хотелось открыть входную дверь и пинком отправить аккуратную стопку одежды, мешок и валенки на площадку. Он глухо зарычал сквозь зубы и начал натягивать штаны, твердя, как заевшая пластинка:

– Носи, или будет хуже… Носи, или будет хуже…

Память вновь проколола пласты дней. Эту встречу Тягачев хотел забыть еще сильнее, чем Колкого с Градусом, вошедших в раж и поочередно прыгающих неподвижно лежащему человеку на голову и грудь.

Его окликнули сзади – негромко, равнодушно:

– Тяга!

Тарас машинально повернулся. Спустя секунду нахлынуло ощущение, что вместо мышц под кожу утрамбовали мелкого, покрытого изморозью щебня, и тело стало непослушным, чужим.

Фигура в костюме Деда Мороза замерла шагах в трех. Огромная, невероятно длиннорукая, казалось – она могла дотянуться до Тягачева, не сходя с места. Пустой на три четверти мешок лежал на земле, и Тарас подумал, что сейчас гигант схватит его за ноги, за руки, сломает пополам и затолкает в темное, выстуженное тридцатиградусным морозом нутро, к сверткам и коробочкам.