– Не бывать тому! – отшатнулся Матвейка.

– И о трех перстах так говорили, а теперича ниче, прижилось, – усмехнулся раскольник. – «Стоглавый собор» при царе Иоанне всех, кто не двуперстием крестится, анафеме предал. Сто лет не прошло, а вот оно, троеперстие, дьявольский знак. Крестись, как истинной верой положено.

– Иначе пальцы лишние отрежу, останется два, – вкрадчиво проговорил Савва.

Матвейка жалобно заскулил, отпрянул назад. Спасения не было. Или поганиться еретичным знамением, или верная смерть. Для раскольников человека что муху убить. Ради чего две души невинные в подполье сгубил? Или это наказанье и есть?

Савва с Проклом замерли, вглядываясь Матвейке за спину. Он повернулся, размазал грязные слезы по морде и обомлел. В ковыльном море плыли два всадника. До них оставалось саженей тридцать, и Матвейка рассмотрел бородатые, совсем непохожие на татарские лица, высокие меховые шапки и длинные пики в руках. Казаки, как есть казаки! В Саратове навидался этого лихого и опасного народа. Отвел Господь беду! Дуля вам, раскольнички, а не Матвейкина простая душа! От поганых ушел, а теперича и от самого Сатаны!

Матвейка вскочил и опрометью бросился к казакам. Его никто не преследовал.

– Свой я, свой! – Матвейка, мельтеша руками как угорелый, добежал до всадников и на радостях бросился целовать пыльный сапог казака в рваном кафтане, отделанном бордовой парчой. От запаха конского пота щипало глаза.

– Ну буде, буде, сапог до дыры иссосешь, – выдернул ногу казак и подмигнул второму. – Видал, Куприян, по-царски встречают!

– Он тебя, Михайла, видать, за отца опознал, – хохотнул Куприян. – Эй, паря, а вроде эт я с твоей матушкой на сеновале грешил?

– Шутите, дядя? – Матвейка по-дурацки заулыбался.

– Шутю, – осклабился Куприян и полоснул нагайкой. Слепящая боль стеганула спину и опалила лицо. Матвейка хлопнулся на колени, закрыл голову руками и истошно завыл, увидев на ладонях свежую кровь.

– Вставай, смердячья душа! – велел Михайла. – К дружкам топай, дурканешь, шкуру спущу.

– Не дружки они мне, – заскулил Матвейка, зажимая рассеченную щеку.

– Разберемся. – Михайла тронул пегого жеребца.

Раскольники не бросились наутек, от конного разве в степи убежишь? Встали спина к спине, достали кистени.

– Видал? – хохотнул Михайла. – Во времечко наступило, лапотники – и те при оружии!

– Эй, а ну не балуй, – Куприян вытащил пистоль и прицелился. – Железяки бросайте!

Матвейка ждал от раскольников бессмысленного сопротивления, яростной схватки, и прогадал. Прокл шепнул сыну на ухо, и кистени полетели в траву.