Одна вещь показалась мне очень любопытной. За всё время, прошедшее с того самого дня, когда был куплен дневник господина Поинтера, Джеймс Дентон даже не пытался найти в нем объяснение тому, почему между его страницами был вставлен этот лоскут с узором. Без всяких сомнений, он прочитал этот дневник, все четыре тома, и не нашел в них ни единого места, где бы этот узор упоминался, поэтому он и пришел к выводу, что ничего там попросту нет. Когда же он покидал особняк Рендкомб, а это ему пришлось сделать после появления в его комнате адского призрака, о чем я рассказывал выше, он прихватил дневник с собой. Уехав на берег моря и сняв себе там жилье, он просмотрел этот дневник уже гораздо внимательней, стараясь найти в нем хотя бы слабый намек на то, откуда был взят этот образец и для чего его вставили в дневник. Как он мне потом рассказывал, предчувствие его не обмануло, несколько страниц в дневнике слиплись, на верхнем крае они были испачканы чем-то похожим на тесто, но он все-таки смог их разъединить, подержав над пламенем свечи. Под воздействием тепла они легко расклеились, поскольку липкая масса потеряла силу схватывания, а на этих страницах как раз и было написано об этом узоре.

Запись в дневнике относится к 1707 году.

«Почтенный господин Кэсбери из Акрингтона сегодня много рассказывал мне об Эверарде Чарлетте, которого он помнит еще студентом Университетского колледжа, и в котором он сразу признал родственника доктора Артура Чарлетта, хозяина торгового дома «Колл». Этот самый Эверард Чарлетт был с виду очень симпатичным и приятным молодым человеком, но поведения он был распущенного, да и к тому же он погряз в нечестии и безбожии. Ко всему прочему он был большим любителем «промочить горло», так во все времена говорили о заядлых пьяницах, так, я знаю, говорят о забулдыгах и сейчас. Он был замечен за свое сумасбродство и нелепые выходки, поэтому несколько раз получал нарекания. Причем если бы его родственнику стало известно о всех его бесчинствах и дебошах то, вне всякого сомнения, он его выгнал бы из своего торгового дома, исходя из того, что как работник он из себя ничего не представлял, так говорит господин Кэсбери, полагая, что он имеет на это право. Это был красивый молодой человек, к тому же у него была пышная шевелюра, бесконечно длинные волосы. Из за этой своей прически и из за того разгульного образа жизни, который он вел, ему дали прозвище Авессалом[327]. А еще он постоянно говорил о том, что его не покидает предчувствие того, что он сведет в могилу старика Давида, имея ввиду своего отца, благородного кавалера[328], сэра Джоба Чарлетта. Примечательным является то, что господин Кэсбери не помнит года смерти сэра Эверарда Чарлета, но, как он говорит, скорее всего тот умер в 1692 или 1693 году. Причем скончался он скоропостижно, в октябре[несколько строк в которых говорится о его разгильдяйстве и распутном образе жизни опущены]. Встретив его накануне вечером, когда тот был изрядно навеселе, господин Кэсбери был сильно удивлен, узнав на следующий день о его смерти. Его тело нашли в сточной канаве, в городе, по его словам, волосы вместе со скальпом были подчистую сняты с его головы. За упокой души убиенного звонили во многие колокола Оксфорда. А так как он был из знатной и благородной семьи, похоронили его на следующий день, вечером, на кладбище церкви Святого Петра-на-Востоке[329]. По прошествии двух лет, когда его преемник решил перевезти его тело в их фамильное имение и там перезахоронить, случилось так, что крышку гроба сорвало, а внутри гроб оказался весь полным длинных волос. Конечно, всё это похоже на вымысел, но как бы там ни было я верю в то, что хранят летописи, как и в то, что пишет в своей книге «Естественная История Стаффордшира[330]» доктор Роберт Плот. После этого случая в тех апартаментах, в которых проживал сэр Эверард Чарлет в Оксфорде, со стен ободрали всю драпировку, но господину Кэсбери удалось сохранить небольшой её кусок. Про эту драпировку он говорил: «Эверард Чарлет создал её сам, желая увековечить память о своих волосах». Он хотел отдать одну часть этого куска своему приятелю – художнику по профессии, только тот взял себе для работы совсем маленький образец. Фрагмент, который я прикрепил в своем дневнике, является частью того, что господин Кэсбери отдал мне, после того, как художник выбрал нужный эталон для себя. Он говорит, что в самом рисунке скрывается какая-то неуловимая мистическая тонкость, загадка, но, что он скрывает в себе он не сказал».