Баба Марфа и Стеша молчали. Феликс прижался к стене и, казалось, хотел с этой стеной слиться. Фон Лангер бросил на него насмешливо-неодобрительный взгляд, продолжил:

– Мой юный друг считает эти меры излишне строгими.

Феликс побледнел еще сильнее. Стеше показалось, что еще чуть-чуть и он упадет в обморок.

– Мы ничего не знаем, – заговорила, наконец, баба Марфа.

– Разве, фрау Марфа? А мне казалось, что здесь ничто не может случиться без вашего ведома.

– Ты преувеличиваешь мою значимость, Герхард. – Баба Марфа покачала головой.

– Не думаю. Тетушка Ханна рассказывала мне о вас много интересного. – Тонкие губы фон Лангера снова растянулись в змеиной улыбке.

– Анна была психически нездорова. Мы оба это знаем.

– Лишь в последний год своей жизни. До этого ее можно было назвать весьма здравомыслящей особой.

Баба Марфа ничего не ответила. Но Стеша кожей чувствовала исходящую от нее ярость. Эта ярость была хорошо обуздана и не видна посторонним. В отличие от Стеши, ее бабушка великолепно умела владеть собой. На не обезображенной ожогом стороне ее лица не дрогнул ни один мускул.