– И многое знаю. – Баронесса обвела присутствующих долгим взглядом, и от взгляда ее остановилось сердце. А что, если и вправду знает? – Я все думала, как вас наказать, Матрена Павловна, за ваше злодеяние. Все не находила подходящей кары.

– Да за что же?! – вскинулась, очнулась от своих любовных грез Наташка. – Как вы смеете маменьку мою в чем-то обвинять?

– Я смею. – Баронесса посмотрела в окно, качнула головой в ответ каким-то своим мыслям, сказала едва слышно: – Недолго осталось.

И в самом деле недолго. Через мгновение в гостиную вошел Туманов со своей девкой, обвел присутствующих мутным, тяжелым взглядом, сказал сипло:

– Добрый вечер.

Ему никто не ответил, лишь баронесса кивнула, а потом продолжила, словно только его одного и ждала:

– Хорошо, что вы пришли, Илья Сергеевич. Не хотелось бы начинать без вас.

Илья Сергеевич?.. Быть такого не может… Матрена Павловна подалась вперед, всматриваясь, вспоминая. И как же она раньше не замечала этакое сходство? Злотников смуглявый был да чернявый, а этот вона какой, словно бы мукой припорошенный, но ведь похож! Да только все равно быть такого не может! Она встряхнула головой, прогоняя и страх, и дурные мысли. Мальчишка мертв, сгорел на пожаре.

– Приятно, что хоть кто-то меня узнал, баронесса. – Мальчишка криво усмехнулся, склонился в шутовском поклоне. – Только прошу вас, называйте меня Климом, мне так привычнее.

– Я понимаю. – Баронесса тоже кивнула. – Как скажете, Клим. Я смотрю, вы не удивились. В отличие от Матрены Павловны и господина Пилипейко. Давно правду узнали?

– Только что.

– Хорошо. В таком случае мне будет проще вести свой рассказ. Но сначала…

…Сначала баронесса стащила перчатки и только потом сняла маску. Матрена Павловна со свистом втянула в себя воздух, Наташка вскрикнула, а Викеша испуганно отшатнулся.

Лицо ее было безобразно. Половина лица… Белесые рубцы стягивали угол глаза и верхнюю губу, бороздили щеку, спускались вниз, на шею. Тонкие кисти тоже были исполосованы шрамами. До кости…

– Не пугайтесь, – сказала она с улыбкой, и улыбка эта обезобразила ее еще сильнее. – К этому можно привыкнуть. – Я вот привыкла…

…Никогда ей к этому не привыкнуть, к собственному отражению в зеркале, к непроходящей душевной боли. Только и остается, что вспоминать и мечтать о мести. Долгие годы мечтать.

Он влюбился в нее с первого взгляда. Красавец, миллионер, муж единственной племянницы. Она противилась этому больному, звериному какому-то чувству как могла, а потом уступила, наплевала и на племянницу, и на мораль, сдалась на милость победителя. Ах, как он ухаживал, какие красивые слова говорил! Вот только жениться не обещал, но Агате и не нужны были эти обещания, от Сергея Злотникова ей было нужно другое – воспоминание, которое навсегда останется с ней, когда он уедет. А он уедет, в этом не было никаких сомнений. В далекой России, о которой сама она не вспоминала уже много лет, у него был собственный остров, и на острове этом он строил замок. Настоящий, как на средневековых гравюрах. Сергей даже наброски Агате показывал, хвалился своим будущим замком, мыслями был там, на острове.