Погруженная в раздумья, Агата не сразу заметила черную тень, ступившую на парковую аллею. И когда тень с тихим рычанием набросилась на нее и принялась рвать в клочья, не сразу почувствовала боль. У тени были яркие, по-человечески разумные глаза, огромные когти и клыки, с которых на лицо Агаты падала кровавая пена. Волк… Волк-людоед, о злодеяниях которого уже не первую неделю шептались на улицах Вены…

Агата пыталась кричать, но острый коготь зверя прочертил кровавую полосу на ее горле, и крик захлебнулся, перешел в беспомощное сипение. Когда волчьи челюсти сомкнулись на ее щеке, вырывая кусок плоти, Агата думала лишь о том, чтобы уберечь своего еще нерожденного ребенка, закрывала руками не лицо, а живот…

Зверя спугнули. Или зверь ушел сам, насладившись вкусом ее крови и ее боли? Агата этого не знала, она потеряла сознание. А когда пришла в себя, парк с фонариками исчез, луну реальную заменила луна, вышитая золотом на балдахине ее кровати. Рядом сидел верный Герман, смотрел с тревогой и надеждой. А Сергей не пришел ни той ночью, ни следующей. Не хотел видеть ее обезображенного лица? Не желал ничего слышать о ребенке?

Вместо Сергея явился майстер Шварц, и Герман безропотно пропустил его, чужого человека, в ее покои.

– Агата Дмитриевна, не отворачивайтесь, поговорите с ним, – сказал он с мольбой.

Что она могла рассказать алхимику? Что он хотел у нее узнать?

Узнать он хотел о звере и в вопросах своих был настойчив и даже жесток, но измученная болью Агата неожиданно ему доверилась, даже позволила себя осмотреть. Первым делом майстер Шварц изучил ее раны, вторым зачем-то осмотрел зубы, а потом долго и пристально всматривался в глаза. Что искал?

Наверное, Агата спросила об этом вслух, потому что алхимик ответил. Голос его звучал так, словно разговаривал он сам с собой.

– Любопытно. – Он снял с шеи свой медальон и совершенно бесцеремонно прижал серебряный диск ко лбу Агаты. Ей бы прогнать этого зарвавшегося шарлатана прочь, вот только сил не было. А от диска исходил приятный холод, и боль, не отпускавшая ее ни на секунду, вдруг отступила, подарила спасительную передышку. – Раньше он никого не оставлял в живых.

– Кто?

– Вервольф. На вас напал вервольф, баронесса. Понимаю, в это сложно поверить, но так оно и есть.

Агата поверила. Не оттого ли, что помнила страшный, по-человечьи разумный волчий взгляд? Настоящий страх пришел позже, когда алхимик отнял от ее лба свой медальон. Не за себя страх – за своего нерожденного ребенка.

– Вы не обернетесь, баронесса. Не волнуйтесь об этом. – Майстер Шварц понимающе улыбнулся. – Все это сказки. Оборотничество передается не с укусом, а по роду. Но выживших после нападения вервольфа я до сих пор не видел ни разу, хотя по следу его иду уже не первый месяц.