Оттуда пара отправлялась к величественному храму Сераписа, отождествленного греками с богом целительства Асклепием. Судя по сохранившимся до нашего времени надписям, считалось, что, проведя в нем ночь, человек исцелялся от всех болезней. Наиболее щедрые «пациенты» оставляли в храме подношения в знак благодарности божеству. Так поступила и Каллистион, дочь Клития, подарив храму «двадцатифитильный светильник», также удостоившийся упоминания в сочинении Каллимаха. Обращаясь к тем, кто посетит храм в будущем, поэт написал:
В другие дни Клеопатра устраивала поездку к озеру Мареотис, на живописном берегу которого, окаймленном зарослями папируса и нежными кувшинками с чашевидными листьями, царица устраивала пикники. Гости высаживались на одном из многочисленных островов, возвышавшихся над поверхностью озера, где они могли болтать часами, или заводили лодку в прибрежные заросли и дремали там до тех пор, пока солнце не начинало клониться к закату, предупреждая их о том, что пора выбираться на берег.
Затем Клеопатра повелевала возвращаться во дворец, а слегка пьяный Антоний вскакивал на ноги, требовал принести ему носилки и приказывал рабам доставить его на «веселую улицу» – в пользовавшуюся дурной славой часть города, где во множестве встречались харчевни, питейные заведения и бордели. За ним следовали другие гости, с которыми он пил до наступления следующего дня. Подобные вечеринки оказывались очень шумными: хозяева и гости в один голос проклинали слуг и поваров и нещадно колотили несчастных прислуживавших им рабов.
Глава 15 Клеопатра (продолжение)
Глава 15
Клеопатра
Трудно поверить, что Клеопатра участвовала в этих ночных пиршествах. Во-первых, у нее были дети от Антония, во-вторых, они не забавляли ее. Разгульная жизнь никогда не была главным пороком этой женщины, имевшей (как проклятие или как благословение) мужское честолюбие. Антонию Александрия казалась маленьким раем. Он чувствовал себя богом, и его соратники поощряли эту веру, воздвигая статуи в его честь. Некий Афродитий, гордо называвший себя «пара-ситом» («нахлебником»), посвятил подобный памятник «Антонию Великому, неподражаемому, своему богу и благодетелю». Только новость о том, что парфянская армия во главе с Лабиеном, римским отступником, продвинулась в Сирию, вынудила его покинуть этот приятный город.
Ситуация оказалась более опасной, чем полагал Антоний: на подходе к Тиру он узнал, что Лабиен приближается к побережью, и торопливо отплыл в Эфес. Там его ждали письма, содержавшие неприятные известия. Его брат Люций, оставшийся в Италии и подстрекаемый Фульвией, бросил вызов Октавиану, потерпел неудачу и вынужден был сдаться. Это уже было плохо: еще хуже оказались новости о том, что Фульвия, спасаясь вместе с их с Антонием общими детьми от гнева Октавиана, прибыла в Афины, где ожидала того, что он присоединится к ней.