В нескольких томах размещается опись — перечень материалов, составляющих громадную коллекцию: около 4000 названий.

Мысль о том, что эта опись постоянно «рифмуется» с какой-то другой, знакомой, появилась с первых минут изучения: многие из содержавшихся в ней наименований, например «нотаты о декабристах», письма Петру Долгорукову от И. С. Гагарина, материалы к биографии Ермолова, анекдоты Карабанова, несомненно, были в реестре долгоруковских бумаг, похищенных Романном-Постниковым в 1869 году и пропавших «без вести»...

Правда, рукописи Долгорукова на этот раз не сосредоточены в одном месте, но рассеяны среди тысячи других писем, государственных документов и отчетов...

Задача выглядела ясной, хотя и громоздкой. Опись захваченных Романном долгоруковских бумаг (из фонда III отделения) сопоставить с описью фонда 728 (рукописей Зимнего дворца), выявить все «долгоруковские названия», рассыпанные среди царских бумаг, и ознакомиться с сохранившимися документами.

В рамках этой книги возможно показать только некоторые результаты этого изучения.

Молодого Ермолова боялся император Павел I и заключил его на несколько лет в тюрьму; позже его побаивался Александр I и сильно опасался Николай I — цари знали о надеждах декабристов на этого генерала. Николай, по сути, отправил его в почетную ссылку, но насмешек старого Ермолова боялись все — от титулярного до тайного... Достигнув почти 90 лет, он удостаивается высочайших почестей — посмертной боязни четвертого по счету императора.

Вот как откликнулась, например, на смерть Ермолова Вера Аксакова, дочь писателя, сестра славянофильских публицистов (в письме П. И. Бартеневу без даты): «Прочла в газетах о смерти Ермолова, славы нашей 12-го года, и духом возмутилась, так и высказалась вся глупая трусость нашего правительства, вынос вечером и без обедни, отпевание и увозят в деревню завтра же! [...]. Боже мой, отнимут его записки, и не достанутся они истории. Для этого и приезжал [вел. кн.] Михаил Николаевич и подлый Корф»[479].

Но кто-то уже позаботился: документы Ермолова еще при жизни его печатались в Вольной печати Герцена, а сразу после смерти записки генерала отправляются к Долгорукову.

Возникает догадка, не причастен ли был сам престарелый генерал к таким приключениям его рукописей...

Мирно покоятся теперь некоторые бумаги Ермолова и об Ермолове среди рукописей Зимнего дворца — кажется, там, где следует быть бумагам полного генерала и члена Государственного совета. Но прежде, чем попасть сюда, рукописи побывали в Брюсселе, Лондоне и возвратились в сундуке Романна... Еще предстоит сложная работа: опубликованное об Ермолове за сто лет в разных книгах и журналах сопоставить с тем, что осталось в долгоруковском архиве[480].