Вечером пришли грузовые автомобили (на разъезд. — И. П.), трупы были уже погружены на повозки, и мы с повозок их снова перегрузили на автомобили и поехали»⁸⁴. По данным Сухорукова, попыток сожжения трупов как будто бы не предпринималось. Куда большее доверие вызывают эти воспоминания, нежели хвастовство Ермакова, который писал, что сам все это сделал!

Родзинский также говорил о погружении извлеченных трупов на машину и отъезд на новое место⁸⁵.

Медведев, со слов других, сказал: «Готового плана перезахоронения у ребят не было, куда везти трупы, никто не знал, где их прятать — также. Поэтому решили попробовать сжечь хотя бы часть расстрелянных, чтобы число их было меньше одиннадцати. Отобрали тела Николая II, Алексея, царицы, доктора Боткина, облили их бензином и подожгли. Замороженные трупы дымились, смердили, шипели, но никак не горели. Тогда решили останки Романовых где-нибудь закопать. Сложили в кузов грузовика все одиннадцать тел (из них четыре обгорелых), выехали на коптяковскую дорогу и повернули в сторону Верх-Исетска»⁸⁶. Данный источник может использоваться лишь в сопоставлении с другими. Рассказ о неудачной попытке сожжения четырех тел мог быть навеян Медведеву рассказами о попытке нового захоронения, поступлении горючего и намерении сжечь часть трупов. В главном — новой попытке захоронения в районе Ганиных ям — данные Медведева подтверждаются и уже приведенными, и другими воспоминаниями. И прежде всего — Юровского.

В 1920 г. Юровский кратко сообщал: «Чтобы изолировать шахты (первую старательскую) на время операции, объявили в деревне Коптяки, что в лесу скрываются чехи, лес будут обыскивать, чтоб никто из деревни не выезжал ни под каким видом. Было приказано, если ворвется в район оцепление, расстрелять на месте. Между тем рассвело (это был уже третий день, 18-го). Возникла мысль: часть трупов похоронить тут же у шахты. Стали копать яму почти выкопали, но тут к Ермакову подъехал его знакомый крестьянин и выяснилось, что он мог видеть яму. Пришлось бросить дело. Решено было везти трупы на глубокие шахты»⁸⁷. В 1934 г. все описано Юровским подробнее: «Я поехал к начальнику снабжения Урала Войкову добывать бензин или керосин, а также серной кислоты, это на случай, чтобы изуродовать лица, и, кроме того, лопаты. Все это я добыл. В качестве товарища комиссара юстиции Уральской области я распорядился взять из тюрьмы десять подвод без кучеров. Погрузили все и поехали. Туда же направили грузовик. Сам же я остался ждать где-то запропавшего Полушина, «спеца по сжиганию». Я его ждал у Войкова. Но прождав до 11-ти часов вечера, так его и не дождался. Потом мне сообщили, что он поехал ко мне верхом на лошади и, что он с лошади свалился и повредил себе ногу и, что поехать не может. Имея в виду что на машине можно снова засесть, уже часов в 12-ть ночи, я верхом, не помню с каким товарищем, отправился к месту нахождения трупов. Меня тоже постигла беда. Лошадь запнулась, встала на колени и как-то неловко припала на бок и отдавила мне ногу. Я с час или больше пролежал, пока снова смог сесть на лошадь. Приехали мы поздно ночью, шли работы по извлечению [трупов]. Я решил несколько трупов (в отличие от Сухорукова, Юровский говорил о попытке захоронения здесь не всех, а части трупов. — И. П.) похоронить на дороге. Приступили копать яму. Она к рассвету почти была готова, ко мне подошел один товарищ и заявил мне, что несмотря на запрет никого близко не подпускать, откуда-то явился человек, знакомый Ермакова, которого он допустил на расстояние, с которого было видно, что тут что-то роют, т.к. лежали кучи глины. Хотя Ермаков и уверял, что тот ничего видеть не мог, тогда и другие товарищи, кроме сказавшего мне, стали иллюстрировать, то есть показывая, где тот был и что он, несомненно, не мог не видеть. Так был провален и этот план. Яму решено было реставрировать. Дождавшись вечера, мы погрузились на телегу. Грузовик же ждал в таком месте, где он как будто был гарантирован от опасности застрять (шофером был злоказовский рабочий Люханов). Держали мы курс на Сибирский тракт»⁸⁸. Необходимо заметить, что имеется в виду один и тот же тракт, который местными жителями называется к западу от Екатеринбурга — Московским, к востоку — Сибирским.