Приведенные воспоминания — наиболее значимые источники, исходящие от непосредственных участников захоронения. Потому-то они особо ценны, но вместе с тем не могут не вызывать и некоторого настороженного, критического к себе отношения. Мы видим, что их немного, а большие — вплоть до взаимоисключающих — противоречия налицо: трупы пытались сжечь, но это не получилось; трупы сожгли и останки захоронили там же; трупы в районе шахты в Ганиной яме не сжигались. Выясняется как неоспоримый факт, что 17-го же июля, убедившись в легкой возможности обнаружения тел в мелкой, практически обезвоженной шахте, при привлечении к ней внимания населения, как к месту происшествия чего-то сверхсекретного, каратели пришли к решению непременно захоронить трупы, предварительно обезобразив до неузнаваемости, а по возможности, сжечь их вообще. Туда отправили кислоту и горючее, а также выявившегося «умельца» по сжиганию трупов в лице чекиста, недавнего комиссара Полушина. Но Полушин, упавший с лошади и повредивший ногу, как будто не прибыл. Одно это могло послужить причиной отмены намеченного сжигания, ибо даже для людей неискушенных было ясно, что привезенного горючего для этого явно не хватало: трупов много, они холодные и мокрые, местность болотистая, деревья сырые, достаточного количества сухих дров не набрать. Практически бесперспективная процедура могла занять весь день 18 июля и также привлечь внимание населения. Автору представляется, что сжигания трупов у шахты в районе Ганиной ямы все же не было. К этому выводу прийти не просто, не только потому, что о сожжении говорили Ермаков и Медведев (правда, один с чужих слов, а другой говорил о полном сжигании, в сочетании с другими небылицами). Дело в том, что и следствие, владевшее информацией о том, что для уничтожения трупов, особенно кислотой, потребовалось бы огромное количество таких горючих и разъедающих материалов, во многом все же склонялось к выводам о сожжении (хотя и продолжало неустанно искать трупы). Тем более что о таковом широко распространились слухи, а у шахты были найдены дощечки и веревочка от разбитого ящика⁸⁹. Это может свидетельствовать о намерении использовать кислоту, но до этого дело, вероятно, не дошло (могли облить лица этой кислотой: большего сделать одной бутылью не удалось бы), ибо яма для последующего захоронения останков так и не была выкопана, работу из-за нежеланного свидетеля — знакомого Ермакова пришлось прекратить. Кстати, при описании этого момента, проверки того, мог ли этот человек видеть производимые работы, все указывали на единственный их признак — рытье ямы на дороге. Никаких намеков на костер, на сжигание трупов и, естественно, сильнейший запах, который прежде всего должен был быть замечен, в воспоминаниях нет. Но, конечно же, главными источниками, позволяющими утверждать, что сжигания трупов у шахты не производилось, служат воспоминания Юровского, Родзинского и Сухорукова. О трупах сказано лишь, что они «были покрыты палатками» и их потом с этого места брали, грузили на повозки, а затем — в машину. Нет никаких указаний на сожжение, тогда как о сожжении в Поросенковом логу — сведения непременные и подробные, хотя сжигались только два трупа⁹⁰. В ряду с этими источниками стоят запротоколированные следствием показания П. В. Кухтенкова о разговорах на протяжении двух дней также непосредственных участников захоронения: А. Е. Костоусова, В. И. Леватных, Н. С. Партина с участием П. 3. Ермакова в рабочем коммунистическом клубе ВИЗа. В них ни слова не было сказано о сожжении 17-18 июля. Речь шла лишь о захоронении и перезахоронении⁹¹. Ныне свидетельством о том, что сведения о сжигании трупов у шахты неверны, служит и такой важнейший факт: на 9 найденных скелетных останках расстрелянных не обнаружено никаких следов огня, сжигания (кроме воздействия кислотой)⁹². 9 трупов ни в этом новом месте, ни ранее не жгли; в Поросенковом логу были сожжены только два трупа, останки которых до сих пор не найдены. А ведь Медведев писал о сжигании не двух, а четырех, а Ермаков — всех 11 трупов! Источники свидетельствуют о том, что все или почти все горючее оставалось в машинах на разъезде, а в дальнейшем было увезено и использовано в Поросенковом логу. Инженер В. С. Котенев, проезжая 18 июля через этот переезд, видел на автомобиле бочонок с бензином. В. Я. Лобухин в тот же день после обеда сходил к автомобилям, остановился у второго из тех, которые, как он заметил, везли бензин, попросил налить бутылку. Просьбу находившиеся там люди удовлетворили⁹³.