После извлечения из шахты в Ганиной яме, одной из непременных установок сокрытия трупов как в прежнем, так и в новом месте было еще и их разъединение. Об этом Юровский говорил уже в связи с попыткой захоронения на дороге близ шахты, у Коптяков. Об этом говорил и Родзинский: «Ну, это шахта (там была не одна шахта. — И. П.) была глубинная, потому что они («разведчики» от облчека. — И. П.) лазали в нее и сказали, что там внизу топка и засосет. Мы тут грузила приготовили. Нуу решили так, что часть сожжем, а часть спустим в шахту, либо всех сожжем. И что всех изуродуем все равно, потом иди различи. Нам важно, чтобы не оставалось количества 11, потому что по этому признаку можно было узнать захоронение. Ну а так что же, ну расстрелянные были люди, брошены, а кто? Царь или кто»¹¹⁰. По мысли Юровского, сбросить трупы следовало партиями в две или все три шахты¹¹¹.

Итак, большая колонна из машин и упряжек вечером двигалась к ВИЗу. По пути машины застревали. Приходилось с помощью подручных средств их то и дело вытаскивать. Шло время. Наступала ночь на 19 июля. К переезду № 184 добрались около полуночи¹¹². Миновав этот переезд, застряли в низине основательно. Это и было то заболоченное место, которое население неблагозвучно именовало Поросенковым логом¹¹³. Надвигалось утро, и увеличивалась опасность провала плана тайного захоронения, возможность встречи вновь с случайными людьми. Руководителям пришла мысль отказаться от попыток дальнейшего продвижения и уничтожить или захоронить трупы именно здесь, прямо на дороге. Собственно, она, как мы видели, возникала и раньше. Была даже попытка ее реализации. Юровский в 1920 г. писал: «Около четырех с половиной утра 19-го машина застряла окончательно. Оставалось, не доезжая до шахт, хоронить или жечь», а в 1934 г.: «Пробившись часа два, мы приближались уже к полуночи, тогда я решил, что надо хоронить где-то тут, т.к. нас в этот поздний час вечера действительно никто здесь видеть не мог, единственно кто мог видеть нескольких человек — это был железнодорожный сторож разъезда, т.к. я послал натаскать шпал, чтобы покрыть ими место, где будут сложены трупы, имея в виду что единственной догадкой нахождения здесь шпал, будет то, что шпалы уложены для того, чтобы привезти грузовик»¹¹⁴. Идентичность у Юровского в главном и расхождения в частностях, особенно в определении времени: в первом случае говорится уже о раннем утре, во втором — о приближении к полуночи. А как обозначено время Родзинским и Сухоруковым? Первый из них свидетельствовал: «Вдруг наша машина на каком-то проселке там застряла, оказалась трясина. Дело было к вечеру Мы немного проехали. Мы все эту машину вытаскивали, еле-еле вытащили. И тут у нас мелькнула мысль, которую мы и осуществили». Второй писал примерно также: «Вечером пришли грузовые автомобили, трупы были уже погружены на повозки, и мы с повозок их снова перегрузили на автомобили и поехали. Недалеко была мочажина, настланная шпалами в виде моста, и здесь-то задний грузовик, почти проехавши, застрял, все наши усилия ни к чему не привели, и решили шпалы снять, выкопать яму, сложить трупы, залить серной кислотой, закопать и снова наложить шпалы»¹¹⁵. Отсюда видно, что грузовик с горючим был небольшим, относительно легким, он двигался впереди и прошел. «Фиат» же с трупами застрял. И Родзинский, и Сухоруков говорят о позднем вечере на исходе 18 июля. Сухорукое упустил из вида немаловажную для выяснения вопроса о захоронении деталь: шпалы были доставлены и уложены позднее (хотя какое-то количество ранее уложенных шпал там тоже могло оказаться).