Захоронение до нашего времени вообще не вскрывалось, находилось все под теми же шпалами, взятыми в ночь на 19 июля 1918 г. во дворе дома путевого сторожа переезда № 184 по Горнозаводской железной дороге. Что касается приведенного и будто бы поведанного «откровения» Ермакова в марте 1952 г., то и оно, очевидно, неправдоподобно, ибо описанного им события не было, а в его многочисленных рассказах нет и тени приводимой Мурзиным версии. Перед смертью же Ермаков стал отрицать факт участия не только в уродовании трупов, но даже и в расстреле! Более обстоятельный разбор статьи А. П. Мурзина дан нами в ряде публикаций¹²⁹. Но вернемся к анализу исторических источников, связанных с захоронением останков, погребением частью в виде трупов, частью — только костей по сожжении и т.д.

Показания Юровского и Сухорукова в главном полностью совпадают: 9 трупов захоронили в сравнительно неглубоко вырытой яме болотистого лога, прямо на дороге, накрыли захоронение шпалами, два других — Алексея и одной из женщин — сожгли поблизости и замаскировали место вновь разведенным костром. При этом следует иметь в виду, что воспоминания Сухорукова составлены в 1928 г, за 6 лет до выступления Юровского с докладом. И он не мог иметь доступа к совершенно секретной записке Юровского 1920 г. В отличие от Юровского, он сказал о снятых ими с участка дороги шпалах и о повторной укладке их потом. Скорей всего он запамятовал, что шпалы были принесены с разъезда. Однако не исключено, что на дороге уже было какое-то количество шпал: здесь ежегодно ездили на лошадях, мучились с топким участком и могли сделать настил из шпал. Что касается воспоминаний Родзинского, то они подтверждают основное — время и место захоронения, сожжение части трупов, но по ряду моментов расходятся: захоронение (брошены в топкую яму) на очень большую глубину (но это была как-никак — проезжая, эксплуатировавшаяся дорога, а не трясина, по ней ездили до того и потом), сожгли не два, а больше трупов. Во-первых, следует иметь в виду, что Родзинский присутствовал только при начале операции, ибо выезжал в город. Во-вторых, он, естественно, как член коллегии облчека, а не рядовой похоронщик, сам не копал могилы, не бросал в костер трупы, потому не мог передать все в точности. В-третьих, он вернулся, когда все уже было закончено, и главное фактически произошло в его отсутствие. В-четвертых, он многократно подчеркивал, что может ошибаться в освещении события, многое забыл, не уверен — сколько трупов и чьих сожгли, и на этом фоне его попытка уверять, что в их числе были останки и Николая II, лишь подчеркивает приблизительную осведомленность (в разговоре там же или по возвращении в город он мог даже не спросить, кого же именно сожгли или, не видев происходящее своими глазами, не все мог и передать, не все мог вспомнить). Но для нас важно знать, что Родзинский лишь на время отлучался (а не только что приехал, как запомнилось Юровскому), прибыл в Поросенков лог от шахты в Ганиной яме, вместе с другими. Это один из нескольких непосредственных свидетелей захоронения. Медведев (Кудрин) же в общем воспроизводит рассказ Родзинского, тем более что воспоминания в виде интервью для записи оба они давали примерно в одно время (1963-1964 гг.), до того общаясь друг с другом.