Петр Павлович становился все более важной персоной: получил место в Сенате, орден Андрея Первозванного, чин действительного тайного советника (второй по Табелю о рангах). Он разбогател, держал в Петербурге богатый и гостеприимный дом. Но положение его не было прочным. Отчасти Шафиров был виноват в этом сам. Услужливый и обходительный в ранние годы, теперь он преисполнился сознания собственного величия, стал заносчив и нажил себе влиятельных врагов, первым из которых был его непосредственный начальник канцлер Головкин. В 1723 году Шафиров поссорился и с Меншиковым, что было совсем уже рискованно.
Когда царь находился в Персидском походе, сенатские недоброжелатели обвинили Шафирова в мелких нарушениях и затеяли по этому поводу разбирательство. Вспыльчивый подканцлер пришел в ярость, причем даже замахнулся шпагой на обер-прокурора, государево «око». Пустяковое вроде бы дело было представлено Петру как вопиющее нарушение приличий, оскорбление его величества и Сената. Жалобщики отлично знали, какое значение царь придает престижу власти и как гневается на всякое нарушение регламента.
Царь издал закон о строгом наказании всех, кто нарушает правила поведения в казенных присутствиях, а скандалиста велел предать суду, и тут уж враги отыгрались на Шафирове сполна. Он был не только лишен чинов и имущества, но приговорен к смертной казни. Учитывая огромные заслуги подканцлера и легкость, с которой Петр прощал близких соратников за куда более тяжелые преступления, трудно объяснить суровость кары чем-то кроме неприязни царя (на ней наверняка и строился расчет шафировских противников).
В день казни бывшего барона положили головой на плаху, но палач ударил топором мимо. В последнюю минуту Петр заменил смерть ссылкой. Тучному старику стало плохо, врач сделал ему кровопускание, и Шафиров сказал, что лучше бы кровь ему пустили топором, потому что «жизнь его все равно истекла».
Но жизнь Петра Павловича еще не истекла. Он поживет ссыльным в Новгороде, на не таком уж нищенском месячном пособии в десять рублей (тогдашнее жалованье среднего чиновника) до смерти Петра, а потом еще вернется.
Мастер темных дел Петр Толстой (1645–1729)
Мастер темных дел
Еще одним полезным, но не любимым помощником государя был Петр Андреевич Толстой, родоначальник всех последующих ветвей этого важного для российской истории и культуры рода.
В семнадцатом веке это было не слишком знатное дворянское семейство, которое несколько выдвинулось благодаря неближнему родству с Милославскими и Апраксиными. Петр Андреевич начинал с ратной службы, в 1660-е годы воевал с турками под Чигириным, а в 1682 году, когда Марфа Апраксина стала царицей, он получил придворный чин стольника и оказался вовлечен в борьбу за власть. Иван Милославский приходился Толстому дядей, и пронырливый стольник (прозвище у него было Шарпенок, от слова «шарпать» – мародерствовать) будоражил стрельцов, поднимая их против Нарышкиных. Ошибка дорого обошлась «мародеру» – Петр Алексеевич, травмированный детскими переживаниями, потом никогда ему этого не забудет. По рассказу Нартова, много лет спустя, когда Толстой уже неоднократно доказал свою полезность, царь однажды стукнул его по темени и сказал: «Эта голова ходила прежде за иною головою, повисла – боюсь, чтоб не свалилась с плеч». Хитрая голова Толстого, кажется, вообще не давала государю покоя. В другой раз он выразился еще определенней: «Ах, голова, кабы ты не была так умна, давно б я велел тебя отрубить».