Но нигде последствия «национализации будущего» не наглядны так, как в эстетической сфере, в частности, в кино. Конкретно та его часть, которая должна генерировать исторический миф, то есть, «национализировать» будущее, настоящее и прошлое, провалилась в бездну даже по сравнению с советским кинематографом, державшим все-таки марку европейской изобразительной, сценической и актерской школы. Сегодняшнее российское пропагандистское кино — это натуральный Болливуд, лишенный не только эстетического, но и исторического чувства.

Кстати, на примере с кино наглядно видно не только, как не надо делать, но и как делать надо. Особняком стоит русский режиссер западного уровня и масштаба Андрей Звягинцев, способный снимать о русских фильмы с универсальной общечеловеческой проблематикой, которые могут смотреть не только в России, но и в мире. Но таких единицы, и возможно ли будет в условиях тотального культурного провала в достаточном количестве сгенерировать подобные кадры — большой вопрос. Однако как оказывается про русских можно снимать качественное кино, которое будет смотреть весь мир. Если это делают западные режиссеры и кинематографисты, привлекая к данному процессу отечественных консультантов и актеров, как это было с сериалами «МакМафия» и «Чернобыль».

На этих примерах видно, что для замены деградации на развитие русским, как воздух необходима открытость миру, то есть, глобализация настоящего вместо фальшивой национализации будущего. Приняв мультитюдную форму внутри себя, что является необходимым условием для этого, они впишутся в глобальные асабийи и тренды, став их проводниками и представителями в русском культурно-языковом пространстве. Это в свою очередь сгенерирует внутри него новую субъектность в лице русских секций и филиалов глобалистских асабий и проектов.

Двумя главными пулами таких идеологических асабий на Западе являются условные левые и правые. Первый покрывает собой разные фракции — от т. н. «культурных марксистов» множества подгрупп до экологистов и социалистов. Условные правые представлены главным образом т. н. «культурными консерваторами», выступающими с позиций защиты «иудеохристианской цивилизации». Оба этих тренда уже присутствуют в русскоязычном интеллектуальном пространстве, но маргинальны в силу их неактуальности для России до той поры, пока в ней не будут решены исторические задачи устранения нынешнего гибридного режима и последующей «вестфализации».

Впрочем, можно предположить, что вовлечение русского политического пространства в глобальное может иметь следствием трансформацию ряда мейнстримных трендов и дискурсов последнего. Например, если говорить о противостоянии «культурных марксистов» с «культурными консерваторами», то занимательно, что одним из ключевых его аспектов является т. н. «исламский вопрос», но не в его самостоятельном качестве, а в роли жупела и заложника этих двух дискурсов. Так, пресловутые «культурные консерваторы» сегодня в противостоянии «исламизации» фактически пытаются перехватить типично левую, прогрессистскую повестку, выставляя ислам как угрозу равноправию женщин, ЛГБТ и т. п. — ценности, защиту которых провозглашают «культурные марксисты», но не осуществляют де из-за своего «потворства исламизации». Последние в свою очередь, как это происходит в США декларируют защиту ислама и мусульман в ряду прочих меньшинств, в рамках т. н. «политики идентичности» (identity politics), однако, следствием этого является размывание самих сущности ислама и мусульманской идентичности в виде поддержки их политическими представителями гей-браков, абортов и т. п.