Я не сомневаюсь в искренности Путина, считающего себя продолжателем дела «исторической России» и думаю, что с этой точки зрения он не видит противоречий между своей миссией и своим отношением к подвластному населению — ведь именно так веками к нему и относились его правители. Относились так же, но тогда это работало — уклад был другой, и эта плантаторская по сути модель органично вписывалась в мир-систему. Сейчас это уже не работает и не будет работать, и Россия стремительно утрачивает свою нишу в мировой экономике — аграрную ли, индустриальную ли, уже не говоря о постиндустриальной, шанс занять которую был упущен нынешней «элитой», как позднесоветская «элита» упустила шанс на реформы по китайскому сценарию. Единственный их ресурс — это углеводороды, труба, но это ресурс максимум на несколько десятилетий, после исчерпания которого страна по сути оказывается на руинах, потому что эти банкроты не способны осуществить диверсификацию источников развития даже так, как это делают вчерашние бедуины в странах Залива.

«После нас хоть потоп» — это сознательный или подсознательный императив российских гегемонов, архетипически наследующих экстенсивную парадигму, проявлением которой было, в частности, подсечно-огневое земледелие, это следствие запоздавшего в Северной Евразии и поверхностного неолита. Однако уходить они пока не собираются, напротив, чувствуют себя в расцвете сил и возможностей, чему способствуют как беспомощность раздавленного российского населения, так и противоборство в стане мировых центров силы. Благодаря этому в своей Большой игре кремлевские могут позволить себе опираться не на развитие страны, а исключительно на силу, которая была создана раньше, точнее, ее остатки. Так как речь идет исключительно о ядерном оружии, в такой игре ва-банк ставка делается только на то, что те, кому есть, что терять, не решатся идти до конца. Но это балансирование на краю пропасти, потому что при таком развитии, сколько веревочке ни виться, а концом должны будут стать либо геополитическая капитуляция или коллапс (спасительный сценарий для человечества и самого населения России), либо глобальный ядерный апокалипсис.

Глубинное противоречие во внутренней политике этих «защитников исторической России», по сути осуществляющих ее историческую ликвидацию (в силу ее неспособности к трансформации), транслируется и в их внешнюю политику. Путин позиционируется и воспринимается многими в соответствующих кругах как борец за суверенитет национальных государств, союзник и чуть ли ни надежда их патриотов. Однако национальные государства, особенно в Европе, где их сторонники с надеждой смотрят на Кремль, базируются на совершенно других основаниях — это stato, ограниченные правом внутри и вовне, являющиеся вещами (res) их политически организованных народов (publica). Путинская власть не только ничем не ограничена внутри, будь то писанные законы, которые в России не стоят ничего, или формальные институты, которые являются фикциями и декорациями, но и демонстративно не собирается ограничивать себя вовне.