Светлый фон

— Ага, — обрадовался Гиацинтов, — дрогнул! Теперь в безымянный ему воткните, и чтоб кровь клопчиками, клопчиками капала!

ПОЗИЦИИ БЕЛЫХ

ПОЗИЦИИ БЕЛЫХ

Дивизия выстроена в каре. Лица солдат утомлены, глаза воспаленные, чуть блестят — перед построением выдали по стакану водки. Вдали слышно, как ворочается гром: это продолжается артобстрел красных.

Посредине каре, на трибуне, стоит главком — генерал Молчанов, а рядом на красно-зеленом половичке — брат вождя, Николай Меркулов, министр иностранных дел. Внизу, возле трибуны, замер генералитет, офицеры штаба, Ванюшин.

— И мы торжественно заявляем, — подняв руку над головой, зычно выкрикивает Меркулов текст, написанный для него Ванюшиным, — что никакая иная правда нас не тревожит, кроме правды народной. Мужику будет нарезана земля, торговцу отдана лавка, а предприниматель позовет рабочего на завод, уважительно обращаясь к нему по имени и отчеству, как к брату и другу. Для того чтобы поскорей спасти страну от большевистских оборотней, нам осталось не так уж много сделать! Я говорю вам — вперед, на Читу! Я говорю вам — на Хабаровск! Я зову вас к победе! Я вижу вас победителями! Ура!

Победное «ура» несется над каре в сухом, морозном воздухе.

Ванюшин внимательно смотрит в лица солдат и замечает то, чего не видит, а может быть, и не хочет видеть Меркулов, возвышающийся на трибуне возле сухого, аскетичного Молчанова, одетого в солдатскую форму, сшитую из английского тонкого сукна — по-наполеоновски.

Ванюшин видит, как солдаты посмеиваются, подмигивают, подталкивают друг друга локтями. А глотку все равно дерут: черт его знает, а вдруг возьмет министр да отвалит за бравый прием еще по стакашке водочки. Чего ж не поорать-то?

ЦЕНЗУРНЫЙ КОМИТЕТ ВО ВЛАДИВОСТОКЕ

ЦЕНЗУРНЫЙ КОМИТЕТ ВО ВЛАДИВОСТОКЕ

Председатель комитета поздоровался с Исаевым весьма сухо, усадил его в кресло и, сокрушенно покачав головой, сказал:

— Какая все-таки гнусность вышла. Вместо героической корреспонденции Ванюшина с фронта — эта гадость о здешних проститутках. Кто вас подвел? Давайте решать, что делать. По-моему, это граничит с злоумышлением.

— Господин цензор, тогда лучше заранее казните меня.

— О чем вы?

— Это я поставил материал в номер.

— Вы?!

Исаев молча кивнул и мило улыбнулся.

— Зачем?

— А тираж? Газету раскупили за двадцать минут, такой материал публика читает взахлеб. Согласитесь: что может быть приятнее, чем прочесть о бесчестье других?