— Откуда вы его знали?

— Доставал кое-что для меня. Раза два крепко надул.

— В чем?

— Один раз с бегами. Дал дрянной подвод на темную лошадку и взял за это сто иен, а потом обещал старояпонскую живопись на фарфоре, а вместо этого всучил корейскую дребедень.

— Темный он человек?

— По-моему, обычный спекулянт.

— А как лучше подступиться к Чену? Мягко или поддать?

— Я плохой советчик в вопросах сыска и дознания, Кирилл Николаевич.

Цензор, все время разговора листавший какие-то бумаги у себя на столе, поднялся и сказал, ни на кого не глядя:

— Цензурный комитет строго предупреждает вас, господин Исаев. В дни наших величайших побед задача журналиста российского — не чернить имеющиеся, к сожалению, в нашей жизни определенные недостатки, но поднимать на щит героизм доблестного русского воинства, которое под великими знаменами демократии, свободы и православия несет освобождение нашему народу-страдальцу, задавленному красным террором. Вы облагаетесь, в силу того что это первый случай в вашей газете, штрафом в размере тысячи рублей.

— Этот вопрос мы решим в суде, — сухо ответил Исаев и, откланявшись, вышел.

Гиацинтов, посмотрев ему вслед, задумчиво сказал:

— Какой очаровательный человек, не так ли?

— Да, очень мил. Море обаяния.

— Ну, прощайте.

— Всего хорошего, господин полковник.

ПОЛТАВСКАЯ, 3. КОНТРРАЗВЕДКА

ПОЛТАВСКАЯ, 3. КОНТРРАЗВЕДКА

Гиацинтов ходил вокруг поседевшего, избитого Чена. В углу сидел врач в белом халате, с саквояжем на коленях, раскладывая на столике шприцы, ампулы, скальпели.

— Сейчас мы, — сказал Гиацинтов, — впрыснем вам прекрасный японский препарат, который парализует вашу волю. И вы помимо своей воли расскажете все, что меня будет интересовать.