Бывалый солдат ходил за Варшавским, но все без толку: вмешательства его не требовалось.

Когда появилась злосчастная надпись на стене замка и все подозревали именно Юзефа, азарт выслеживания охватил Онуфрия. Он внимательно следил за Варшавским, который, известно, только и мечтал жестоко отомстить фашистам. Можно было опасаться всяких неожиданностей с его стороны.

Но сколько дорожек и тропок ни исходил "батя" — все было напрасно.

Правда, один раз ему показалось, что его вмешательство потребуется. Это было как раз в тот вечер, когда Юзеф с винтовкой на ремне направился в деревню. "Батя", крадучись, с бьющимся сердцем пустился вслед за ним. Юзеф шел в тени вдоль заборов, пока не наткнулся на запропавшего в этот вечер Бутнару. Тот стоял рядом с какой-то девушкой, которая тут же кинулась бежать. К удивлению "бати", все кончилось тем, что Юзеф преспокойно воротился в замок бок о бок с Бутнару.

Много смутных догадок промелькнуло тогда в голове Онуфрия. Но одно было хорошо — Юзеф ничего опасного не выкинул.

В другой раз Кондратенко заметил, что Варшавский на рассвете оделся, вышел из флигеля и направился к сторожке Иоганна Ая. За плечом у него была винтовка. Кондратенко потихоньку вышел за ним. Ефрейтор вошел в хибарку, а "батя" приник к маленькому, словно глазок, окошку, готовый в любую минуту ринуться, чтобы предотвратить возможное злодеяние.

Когда же он увидел, как Юзеф ходит по каморке с Мартой на руках, что-то ей напевая, увидел глаза Юзефа, полные слез, солдат содрогнулся в душе. Он вообразил вдруг, что девочка, лежащая на руках у ефрейтора, — не Марта, которую все знали, а одна из дочек Юзефа, о которых постоянно помнили все. И вместо прежних подозрений в душе старого солдата возникло другое чувство к товарищу.

Онуфрий торопливо отпрянул от окна и бросился к погребу. Дойдя до него, он остановился, несколько секунд тупо глядел в черный провал оконца и, словно проснувшись от холодного, отдающего плесенью дуновения, пахнувшего ему оттуда в лицо, пошел во флигель, в комнату, уже освещенную первыми лучами солнца.

В это утро "батя" от души обрадовался сундучкам Фридриха и стопочке водки пополам с денатуратом, которой угостил его немец. На том и кончились хлопоты Кондратенко — его наблюдения за Юзефом Варшавским.

После этого случая Кондратенко стал как будто спокойнее, задумчивее. Теперь и он выходил в поле, брался либо за грабли, либо за косу: клевер поднялся уже во весь рост.

Но и теперь Онуфрий не оставался равнодушным к душевным делам своих товарищей. В свободное время, когда он не исследовал дворы Клиберсфельда, он переносил свое внимание на "земляка" — Григоре Бутнару.