Все напряженно следили за Васей, только один "батя" сидел на табурете возле своей койки и прочищал соломинкой мундштук, казалось целиком поглощенный этим занятием.

Тогда Вася спокойно приступил к чтению.

Помимо давних записей, которые Асламов уже читал однажды солдатам, там была со всеми подробностями рассказана история, в результате которой Кондратенко удалось установить, что стекла для деревенских парников были привезены в Германию с одного из заводов Украины.

После снисходительно иронической записи о местном производстве обуви на деревянной подошве и заметки о богатых запасах точильного камня, годного для брусков, пошли какие-то странные наблюдения, удивившие всех. Написаны они были, конечно, по-украински, что не помешало Васе читать их так, чтобы все понимали.

"…Видел я в неметчине нож — специально щоб чистить картошку. Ото добре для хозяек. А Бутнару мне сказал, что тут даже машины такие есть, что чистят картофель… Есть у них всякие красивые и хитрые машинки — хлеб резать и сок с хрукты выжимать, а щоб кохве варить — разные аппараты и горелки — и на спирту и на карбиде. Для всякого пустяка у них — машинка…

В хуторе Клиберсфельд, где мы живем, есть водопровод с колонками, электростанция (зараз порушена бомбежкой), а главная улица — мощеная, хаты — справные, с горищем, под черепицею.

Самая неудалая хозяйка у них вышивает, та не так, як у нас, — розочки там, чи пташки — нет, она, ну скажи тебе, пишет, пишет нитками по полотну усякую премудрость, вроде "чего я не знаю, то меня не горячит" — це як у нас кажуть "моя хата з краю — ничего не знаю". От с такою премудростью и достукались воны до Гитлера.

Только от яка штука — на весь хутор нема даже одной доброй бани. Бывшие батрачки ходят мыться к нам в землянку, где Вася оборудовал баню. Кто б поверил! Надо будет расспросить — может, у них баню разбомбило?..

…Сегодня я у одного хлопчика отобрал фотографии с голыми бабами. От же ж бессовестные — в одних чулках! А тот маленький Ганс как заплачет — чтобы я ему их обратно отдал, они, говорят, стоят столько-то марок. Тю!.."

Это восклицание Краюшкин произнес в точности, как "батя", — солдаты так и прыснули.

А "бати" словно бы и не было в комнате — он, не говоря ни слова, все прочищал и продувал мундштук.

С этого вечера, хотя Кондратенко по-прежнему захаживал порой во дворы Клиберсфельда, "пергамент" валялся на столике в полном небрежении.

Кондратенко добросовестно выполнял данное товарищам обещание — присматривать за Юзефом Варшавским, чтобы этот молчаливый человек не натворил какой-нибудь беды на селе.