— Оденьтесь!

Валентин выскочил следом. Под хлестким дождем, пока управляющий заводил мотоцикл, нахлобучил ему фуражку чью-то, плащ-палатку накинул на плечи, схватил у горла тесемкой. Крикнул через треск моторный:

— Все равно ведь не проедете!

Захар Кузьмич тронул срыву, и по скользкой, усеянной градом дороге покатил в дождливую, градную хмарь. Мотоцикл заносило, качало, дождь, смешанный с градом, звонко сыпал по люльке, по крыльям ИЖа, стегал по рукам, по фуражке, норовил захлестнуть пригнутое к рулю лицо, но Кузьмич, как хваченный столбняком, все катил и катил туда, где — за мглой не видать, а в глазах мерещится — гнется и ходит-дрожит под грозой «голубая остистая»…

До поля чуть не доехал, пресекся град, дождь поредел, и вдруг из мглы проступило поле. С первого разу не понял Кузьмич, что за поле такое, а подъехал ближе — закаменел за рулем. Впереди, сколько взгляд доставал, от лева до права лежит «голубая остистая» вповалку, измочаленная, перепутанная, мокнет в лужах…

От сухости в горле очнулся Кузьмич. Поехал вдоль поля: глаза бы не видели этой порухи. Вдруг заметил прислонившегося к столбу человека: от сапог до колен заляпан грязью, руки плетями висят, голова запрокинута, — как повешенный. Подскочил к нему — Степан Иваныч. Из тоской заволоченных глаз по длинным скуластым щекам катятся слезы вместо с дождем…

«Пьяный, что ли?» Но пьяным агронома не видал никто. Тронул его за грудь.

— Ты чего, Степан Иваныч?

Тот тоскливыми глазами повел на поле, заголосил с захлебом:

— Трудов-то сколько, Захар Кузьмич! Трудо-о-ов!

— Пойдем, Степан Иваныч, пойдем…

Подвел его к мотоциклу, помог в люльку влезть, и под стихающим дождем покатил в Белоярку. Мимо клунь проезжал, отвернулся: «Зря старался…»

Довез агронома до дому, сдал на руки хозяйке. Когда возвращался назад, оборвался дождь, вспыхнуло светом небо, тучи, обвислые, драные, отвалились от солнца влево, потянулись куда-то за реку, к казахским степям, справа же разливалась по небу легкая синь.

Проехал по улитой дождем улице, в сверкающих лужах бултыхались стаи гусей, у конторы встретил Якова.

— Кузьмич, директор тебя ищут. Велели позвонить…

Заглушил мотоцикл, по крыльцу, по избе прогрохал мокрыми сапогами к столу, крутнул телефон.

— Алло! Директора.

Из трубки гулко, до сверби в ушах, недовольный голос:

— Ты, что ль, Кузьмич?

— Я.