Ольга Аркадьевна с огуречной маской на лице медленно подняла глаза:
— Михаил, это глупость. Люди завистливы. Мы этот дом купили за деньги, которые ты заработал своей кровью. Ты войну прошел, а не в тылах отсиживался…
— Именно поэтому я и не хочу слушать о себе ни единого плохого слова! Мне дорога моя солдатская честь. Чего доброго, ты тоже начнешь, как твоя Карповна, продавать на рынке клубнику, а на кладбище — цветы?
— Если твоей пенсии нам не будет хватать, то буду, — отрезала Ольга Аркадьевна.
— Я пойду работать…
— Учеником токаря? — съязвила жена.
— Пойду…
— Ты был и остался фантазером, Михаил, и это всегда нам выходило боком.
— Я тебя не понимаю, Ольга. У нас дружная семья, и ты никогда…
— Да, да, у нас дружная семья, и я никогда не возражала тебе. Даже тогда, когда ты отказался ехать в Германию… Другие поехали и за три года понавозили столько, что на всю жизнь им хватит, а мы жили на твое жалованье.
В зелени огуречной пасты Ольга Аркадьевна показалась мужу ведьмой.
— Ты всегда старался не видеть ничего плохого. Я тоже была такой, пока ты ходил в полковниках, а сейчас, сейчас я… боюсь этой жизни. — Слезы потекли по зеленому лицу. — Нам придется экономить на всем.
— А как другие живут?
— Я не хочу думать о других, я думаю сейчас о нас, о Наталке.
— Главное, чтобы она была здорова.
— Придет старость, а у нас никаких сбережений. Как будет жить Наталка? — Ольга Аркадьевна уже заламывала руки.
— У нее есть муж.
— М-у-уж?! Ха-ха-ха, — она зашлась нервным смехом. — Этот несчастный председатель колхоза, для которого свиноматка дороже жены?
— Ты несправедлива к Платону, — возразил Нарбутов. — Он — человек высокого долга и чести. На таких, как он, государство наше держится.
— А что, государство бы пропало, если б он жил с Наталкой здесь?.. Если б не ты, я ни за что не разрешила бы ей поехать тогда в Сосенку.