— Что ты, Вася, стоишь?

— Я думал, что вы будете ложиться спать…

В темном стекле окна Леся видит красивое худощавое лицо Васька, с крутым, как у Платона, надломом бровей и непослушным каштановым чубом. Только губы у Васька еще пухлые. Он стоит, держась одной рукой за ручку окна, а другой уперся в дверь, будто загородил от кого-то Лесю. Васько здорово вытянулся, если она станет рядом, то… Леся тихонько придвигается к Василю. Так и знала: еле достает до глаз. Лицо Василя щекочут Лесины косы, и он не может пошевельнуться.

— Вася, — тихо спрашивает Леся, — а может в наше время быть так, что… девушка полюбила хлопца, а его родители против, потому что они… богатые, а она…

— Это было когда-то, а сейчас… Сейчас нет богатых… И это пережитки.

— А она говорит, что у них большой сад и пасека, а у нее, наверное, нет…

— Такого быть не может.

— А она плачет.

— Кто?

— Вера. — и Леся рассказала грустную историю Вериной любви. — Правда, что любовь всегда приносит горе? — спрашивает Леся.

— Нет, — ответил Васько без колебания.

— Ну, а у Платона и у Наталки?..

Как доказать Лесе, что у них будет все по-другому? Рука Васька нежно опускается на плечо девушки, и он чувствует на шее горячее дыхание Леси.

— Я люблю тебя, Олеся… Всю жизнь буду любить одну тебя…

Поезд с разгону наскочил на стрелки, вагон шатнуло.

— О! — Леся, чтобы не упасть, ухватилась обеими руками за Василя, ткнулась носом в его щеку.

Васько крепко прижал к себе девушку. Он не видел ее лица, глаз, ничего не видел.

А вагон шатало, а вагон бросало, казалось, что он уже встал дыбом, мчался боком, не по колее, а по откосам, а потом оторвался от земли и высоко взлетел в небо, расталкивая звезды, — все это Василь почувствовал за несколько секунд, когда слились в первом поцелуе их губы.

— Хочешь, я выскочу сейчас из поезда? — И если бы даже Леся не сказала, а просто кивнула головой, Васько уже нырнул бы в ночь, в ветер.

— Зачем? — тихо прошептала Олеся. — Ты ж сказал, что — на всю жизнь?