— Ну… что ж, давай, — поощрил Пресняков замолчавшего Пивкина.

— Да вот как-то на днях, — начал он, — я радио слушал… Ну, то-се, ясное дело, сам знаешь, и вот опять рассказывают про этого Орловского.

— Какого Орловского?

— Ну, не знаешь разве? — удивился Пивкин. — Подполковник, Герой Советского Союза!..

— Нет, что-то не припоминаю, — сказал Пресняков.

— Ну, Иванович, сколько уж про него говорят: без рук, глухой, а попросился направить в самый отстающий колхоз! На двести тридцать дворов четыре коровы! И вот какое дело: обязался превратить этот колхоз в образцовое хозяйство.

— Нет, — признался Пресняков, — не слышал, я ведь радио не так часто слушаю…

— Ну, ладно, не в этом дело. Просто этот пример меня на хорошую мысль навел. Не догадываешься, Петр Иванович? — спросил Пивкин, хитровато прищурив глаз.

— Теперь уж не догадаться трудно, — сказал Пресняков. — Но как же…

— Погоди! — остановил Пивкин. — Дело такого рода, только пока между нами.

Пресняков согласно кивнул.

— Лепендина осенью заберут на учебу, на год уедет, может, на два. Решение Пленума ЦК по кадрам знаешь? Ну так вот! — Пивкин, словно ему стало невтерпеж сидеть, поднялся на колени. — Я и подумал так: а не согласится ли Петр Иванович? А? Что скажешь?

Пресняков усмехнулся. Вот теперь-то он мог себе признаться, что втайне мечтал даже о чем-то близком этому, когда думал о «деле» Пивкина. Правда, скорее он видел себя на месте партийного секретаря Сатина, и если бы сейчас об этом именно сказал Пивкин, то Петр Иванович был бы больше готов к ответу.

— Нет, только подумать! — восторженно сказал Пивкин. — Мои, говорит, физические недостатки не позволяют, говорит, мне работать на прежней работе.

— Кто?

— Да я все про этого Героя Орловского. Теперь, говорит, для меня стал вопрос: все ли я отдал для Родины, для партии? Нет, ты только подумай, Иванович, рук нет, как вот у тебя, да еще глухой, а как ставит вопрос, а! Вот это, я тебе скажу, человек! Я, говорит, глубоко убежден, что могу еще принести пользу и в мирном труде.

— Ты хороший агитатор, Михаил Семенович, да ведь надо подумать, дело это не простое…

— Подумать, подумать, как же! — живо и радостно подхватил Пивкин. — Ты подумай, время есть!..

— У меня еще вот какая забота. — И Петр Иванович, как можно понятней, объяснил Пивкину смысл своих опытов по производственной консервации картофеля. И хотя Пивкин с понятием кивал головой, слушая, однако, когда успокоил Преснякова, как ему казалось, словами: «Ну-у, у нас картошки-то разных сортов — море, знай испытывай!» — Петр Иванович понял, что или объяснял плохо, или не дошло до Михаила Семеновича это мудреное дело: «консервация картофеля методом обработки высокой температурой».