— Ой, Иванович, не говори! Прямо сердце оборвалось, как она мне этот листок-то сунула!.. — в какой уж раз рассказывала свое Цямка и тоже чем-то была счастлива. — Да где же Аня-то не идет! Вот обрадуется!
Пресняков наклонился над листочком бланка, на котором был написан заветный текст. Каждое слово было и нем полно торжества, света и любви.
— Господи, — сказал он, опять шагая по мягкой траве, — как все это пережить и не умереть!..
Уезжал Пресняков на другой день. Ненадолго огорчившийся Пивкин сам похлопотал о подводе, сам запряг и подогнал лошадь к дому Цямкаихи.
У Преснякова было все готово, и засуетившаяся Цямка потащила уже было вещмешок с гостинцами на телегу, как во двор вошел дед Туча и незаметно остановился у воротного столба. Был он в лаптях, в зипуне, в шапке с кожаным выгоревшим верхом. В руках он держал небольшой мешочек.
Первой увидела его Аня.
— Вот Петру Ивановичу гостинец принес, — сказал он.
Оказалось, что это лесные орехи.
— Еще осенью собирал, — объяснил дед Туча. — Не обессудь, Иванович, больше нечего…
Пресняков, как мог, неловко обнял старика.
— Спасибо. Это для меня лучше всего, — сказал он.
— Ну, не забывай нас, приезжай на другое лето, — бормотал старик, и слезы блестели у него в морщинах и бороде.
Но пора было и ехать.
Прохор Нефедкин подобрал вожжи и, когда Пресняков ловко боком вскочил на грядку, окинул провожавших серьезным взглядом и тряхнул вожжами. Телега покатилась. Цямкаиха заплакала. Не стерпела и Аня слез.
Петр Иванович долго кивал им головой.
Глава десятая
Глава десятая
Глава десятая1
Давно не видела Урань такой славной осени. Как будто сама судьба устыдилась испытаний, которые посылала на головы людей и на эту землю, и, решив, что они достойно их снесли, расщедрилась наконец-то. В колхозе уже к десятому августа убрали все зерновые, и урожай получился такой, какого не помнили и старики.