— Их было несколько десятков. Я сразу понял, что они решили окружить нас и внезапно напасть.

— Но им это не удалось, потому что ты их заметил. Я уверен, что им не удалось.

— Так вот, я заметил их, а кроме того, мои товарищи тоже стреляли, может, даже лучше меня.

— Ты только так говоришь.

Он не ответил на эту похвалу.

— Ночью, хотя это была достаточно светлая ночь, похожая на сегодняшнюю, обе стороны вскоре потеряли ориентировку, никто не разбирал, где свои, а где противник.

— Но ведь большинство ваших находилось в сарае. Они-то знали, в кого стрелять.

— Конечно, но они выбежали из сарая, — сердито сказал мужчина, — Не мешай, лучше слушай, что я скажу.

— Хорошо. Я буду слушать, только рассказывай.

Мужчина уставился на догорающий костер, от которого шел запах дыма. Через минуту он сказал будто самому себе:

— Это не так просто, ведь я твой отец, а тебе только тринадцать лет.

Он говорил с таким трудом, что мальчуган заволновался и спросил:

— Папа, что с тобой?

— Видишь, сынок, это болезнь, от которой не найдешь лекарства. — Он вынул трубку и начал ее чистить. Потом набил новую порцию табака и снова закурил. Он знал, что берет с собой мальчика не только ради уток. Он привел его сюда, чтобы сказать ему правду. Он должен кому-то ее сказать. Только его сын мог все понять. Но ужо в автобусе, когда он всматривался в лицо своего тринадцатилетнего сына, его охватило сомнение. «Для этого нужен мужчина, такой парень, как я, — подумал он тогда. — Ведь этот ребенок не убил даже дикой утки. Нет, никогда я не открою ему эту историю», — решил он окончательно.

Он чувствовал дыхание мальчика на своем лице.

— Перестрелка длилась около часа, — продолжал он, — и нас уцелело только двое: я и еще один, это был хороший парень. Он умер в прошлом году.

— Ну, хорошо, а что стало с немцами?

Мужчина поднял голову и громко сказал:

— Порядком им досталось; утром мы насчитали двенадцать трупов.

— Я уверен, что большинство из них погибло от твоего «бергмана».