— Но…

— Безо всяких «но»! Своих механизаторов сними с тракторов — и к комбайнам. Пусть возятся возле них… теперь понял? То-то же! Кому какое дело, как мы с ремонтом справились. Главное — справились! Выполняй!

Мэргэн, положив трубку, долго и мрачно смотрел на телефонный аппарат, потом в сердцах хлестко выругался (чего не бывало с ним раньше) — и побежал «выполнять». Времени оставалось мало — заботы же ему предстояли большие… Неприятные, конечно, а что делать?! Приказ есть приказ…

6

Через три дня, как только Эрбэд Хунданович заглянул в председательский кабинет, Мэтэп Урбанович, пригласив радушным жестом присесть, протянул ему свежий номер районной газеты:

— Полюбуйся. Не зря мы с тобой стараемся. Пресса отмечает.

На первой странице под жирным заголовком: «Халютинцы впереди. Равняйтесь на передовиков!» были помещены снимок и крупно набранная корреспонденция. С фотоснимка смотрели улыбающиеся лица Дугара, Ильтона, других молодых механизаторов, стоявших на фоне зерновых комбайнов, а в бойко написанной заметке сообщалось, что халютинский колхоз первым в районе закончил ремонт всей уборочной техники, опередив соседей.

Эрбэд Хунданович, отложив газету, пожал плечами.

— Недоволен? — В голосе у председателя пробилось раздражение. — Не научишься никак радоваться… Я к тебе с приятным — и как лбом о заслонку! Возраст мой хоть уважай…

— Что вам ответить, Мэтэп Урбанович? Было б чему радоваться… Показуха ведь.

— Э-э, комиссар, — председатель погрозил пальцем, — не подтасовывай! Так далеко зайти можно… Показуха — это когда дела, результата нет. А у нас он, результат, налицо! Комбайны готовы, хоть завтра в поле… Заслуженно и хвалят. А что… это самое… кое-что опущено в статье…

— Главное опущено. Впереди мы за счет наемных, из города людей… А здесь, — Эрбэд Хунданович ткнул пальцем в газету, — в статейке этой к тому же подчеркнуто: «своими силами… ремонтную бригаду составляли молодью механизаторы…» И пуще того…

— Ладно, не переговоришь же тебя! — Мэтэп Урбанович с силой потер ладонью надбровья, и Эрбэд Хунданович невольно обратил внимание на то, какое у председателя усталое и обрюзгшее лицо.

Они помолчали. Мэтэп Урбанович, покопавшись в бумагах на столе — так, наверно, для видимости только, — сказал:

— Давай, дорогой Эрбэд, не будем хоть напоследок портить друг другу настроение. Ты скоро уедешь учиться, а мне тут по-прежнему… загибаться! И чего не бывает: отучишься — и, действительно, пришлют тебя в Халюту председателем. Или в райком посадят, в один из ответственных кабинетов. Вот тогда исправишь и по-своему повернешь, как хотелось бы тебе… А пока потерпи. Потерпи, дорогой!