«Пропал», — убито подумал Баша, и больше всего угнетало, что лишился главного защитника своего — Мэтэпа Урбановича. Дернула же нелегкая — вывалил все! И сам себе не верил: как посмел-то?..

4

У Ильтона день начинался и заканчивался одним: скоро ли увидятся они с Дулан? И только в кабине трактора, за рычагами, приходило успокоение. Казалось ему так: я работаю, на своем рабочем месте нахожусь, и она, Дулан, тоже занята работой… Все нормально — как надо, как положено. Но кончились дела — скорее нужно быть вместе… И спешил тут же отыскать Дулан. «Ждала? А я — вот!»

Когда же узнал, что вытворил отец — прибежал домой, схватил ружье и, выскочив во двор, хрястнул им по столбу… Куда что полетело! И приклад с цевьем вдребезги.

Вот так!.. Что еще?

Но что — когда ни отца, ни матери дома не было. Кому скажешь, кто услышит?

Шел по улице — и глаза было стыдно поднять. Что теперь люди говорят… что у них на языке!

А Дулан? И перед ней было стыдно, хотя знал: поймет, она-то уж все поймет!

«Придется из дома уходить, — сказал себе, и это решение, понял, станет для него твердым, окончательным, не изменит он ему. — Но куда? К Ермоону — в зятья? Так вот, сразу… Нет, не годится. Буду просить у председателя квартиру. Даст ли?»

С думами об этом и работал весь день до вечера: выпал ему наряд возить кирпич на строительство комплекса — с межколхозного кирпичного завода, что находится километрах в восьми от Халюты. В сумерках, когда уже хотел на стоянке тракторов отцепить тележку, — заместитель председателя Нагаслаев, он же и непосредственный их, механизаторов, начальник, попросил: «Если не очень, Ильтон, устал и сможешь — сгоняй-ка еще в райцентр: там возле Сельхозтехники механик с ящиками ждет. Не оставлять же его ночевать там. А в ящиках оборудование для агрегата по изготовлению витаминной муки… Сделай, пожалуйста, я тебе двух грузчиков в помощь дам, хорошо?» Я хоть за день Ильтон изрядно наломался, двенадцать часов в кабине почти безвылазно пробыл, но на просьбу главного инженера отозвался по-армейски: «Есть съездить в райцентр!»

Вернулся в Халюту, и разгрузились когда — вовсю звезды на небе сверкали, во многих домах огни уже погасли. На часы взглянул: ничего себе — первый час ночи?

Некогда было переодеваться: не побежишь же для этого домой… Стянул лишь пропыленную куртку, умылся из пожарной бочки застоявшейся водой. И — к Дому культуры, хотя уже знал: музыки не слышно — значит, и танцплощадка опустела. Но, может, Дулан в своем кабинете?

На полпути попался навстречу дед Зура, остановил:

— Нет уж там никого… Давай закурим. — И сказал старик: — Сегодня в зале танцы были. На улице комары донимают. Особливо девок грызут! Твоя ни с кем не танцевала, лишь на пианине играла. Парторг-то наш, Эрбэд, говорил, что скоро еще одна такая пианина поступит. Для детей. Они еще в штаны делают, а их на таком инструменте обучать будут. Вот жизнь пошла! А что через тридцать — сорок лет будет — не думал?