Глава VII Немецкая серенада

Глава VII

Немецкая серенада

Когда Эглофштейн «разоблачил» сеньора алькальда города Ла Бисбаля, мы все трое начали неудержимо смеяться. Даже я забыл о пережитом ужасе. Мы подняли такой шум, что проснулся лейтенант Гюнтер. Он поднялся, зевая и протирая глаза кулаком. А Брокендорф продолжал храпеть — и так громко, словно хотел вышибить дыханием окна и двери.

— Что тут у вас? — спросил Гюнтер.

Алькальд скривил рот в кислой усмешке, сердито и растерянно мял шляпу в руках и смотрел на нас так, будто только что проглотил вместо анисового сахара щепотку мышиного помета.

— Сеньоры! — сказал он. — По-нашему, иногда ночью лучше сорвать покрывало с чужой постели, чем со своей! — И, превозмогая раздражение, продолжал: — У нас в городе есть бабенки, они куда красивее дам, гуляющих вечерами между колоннами Пале-Рояля. — Он, видимо, гордился и тем, что в городе немало красивых женщин, и тем, что сам много поездил по свету и в Париже чувствовал себя как дома, почти как в Ла Бисбале.

— Ну, я на ваших улицах особых редкостей не заметил, пренебрежительно усмехнулся капитан Эглофштейн.

— Да это — отруби! — ревниво воскликнул алькальд. — Все, что вы видели, — это только для нас. А для господ офицеров императора найдется печенье из более тонкой муки. — Он прикрыл глаза, посмеиваясь и прищелкивая языком.

— Ну да, белая мука, точно! — презрительно бросил Донон. — А вернее яичный белок и Turnisol, которыми ваши бабы замазывают свои морщины и выглядят как нескобленая бычья шкура, я-то хорошо это знаю!

— Не надо так говорить, сеньор! — обиженно возразил алькальд. — Когда вы увидите Монхиту, вы не найдете на ее щеках ни белка, ни чего-либо подобного. Ей всего семнадцать лет, но мужчины бегают за ней, как луговые лягушки за красным мотыльком.

— Так дайте ее сюда! — крикнул вдруг пробудившийся Брокендорф из своего угла. — Она кто? Дочка портного? Или шлюшка парикмахера?

— Нет, ее отец — дворянин, сеньор, один из тех, кого весь свет почитает как родовитых господ, но при этом он так беден, что у нее никогда не было незаштопанной рубашки. И времена нынче скверные, налоги и проценты стали просто невыносимы. Он почтет для себя за честь, если его дочка удостоится внимания господ офицеров.

— Он занимается каким-нибудь ремеслом? — поинтересовался Донон.

— Он пишет картины, — сообщил алькальд. — Портреты королей, императоров, образа пророков и апостолов. Предлагает их на продажу у церковных дверей, а по вечерам — в трактире. Он очень искусен, умеет рисовать и людей, и животных: святого Роха он изобразил с собакой, святого Никасия — с мышью, святого Павла — с вороном.