Чтобы навести справки, Нидаль зашла в первый же дом, перед которым мы остановились, припарковав автомобиль. Прежде чем показать нам нужное направление, хозяйка пригласила нас войти и выпить чаю. Она улыбнулась: «Мы из Назарета», – это была ее вторая фраза. Никакой подозрительности, против которой все пытались меня предостеречь в Аммане и других арабских странах, не было и в помине. Палестинцы не скрывали своих корней. Старик, который стал меня расспрашивать, по-прежнему с улыбкой, подтвердил, что мы, и в самом деле, в лагере, а во всех этих домах живут палестинцы. Никто не сетовал на изгнание, на войну, на денежные трудности, на то, что трудно найти работу. В доме, в котором мы оказались, жила семья, мне показалось, что родственные отношения там довольно запутанные: глава семейства, сам еще вполне нестарый, очень юный зять, солдат иорданской армии, три женщины и множество детей. Я счел нужным упомянуть об этом не просто так, все сведения гости получают, едва переступив порог дома, это своего рода приглашение рассказать, в свою очередь, о себе: кто вы такие? Мы так и сделали, ничего не скрывая, ничего не приукрашивая. Присутствие сидящего на ковре и облокотившись на подушки француза никого не смущало. Им казалось совершенно естественным, что Нидаль переводит на французский их слова, и на арабский – мои. И в этом доверие палестинцев, которые без размышлений следуют внутреннему побуждению. Я никогда не чувствовал себя палестинцем, и все-таки здесь я был у себя. В Аммане – нет. На Ближнем Востоке и не только, везде мне говорили о том, что в лагерях полно полицейских, шпионов, я ожидал увидеть хитрые лица, ожидал, что мне будут задавать множество вопросов, не желая при этом говорить о себе.

«Люди очень скрытные. Они расспрашивают, а сами ничего говорить не хотят. А если и говорят, так это чтобы лучше понять, когда ты врешь».

А здесь любили говорить именно о себе, рассказывали о своем положении. Будь у меня хоть какое-нибудь беспокойство, оно тут же исчезло бы, но недоверия, с которым мне пришлось столкнуться при сообщении о своей поездке – у представителей ООП на Западе, живущих вдали от своего народа, должен заметить – здесь не было вообще, ну, может быть, какие-то мгновенные вспышки, я чувствовал покой и доверие к палестинцам. Европейцы, да и другие арабы тоже мне солгали. Мне было здесь очень хорошо. Еще бы немного, и два члена этого семейства, самые молодые, рассказали бы мне, что были фидаинами. Я смеялся, они смеялись тоже, мы пили попеременно то горячий чай, то холодные напитки, которые приносили нам женщины.