Светлый фон

Тогда в номере гостиницы, выходившей на свинцовую громаду Исаакиевского собора, произошло следующее. Сергей Есенин накануне смерти рассказал Елизавете Алексеевне Устиновой, как он порезал руку и за неимением чернил писал кровью. Листок, на котором были написаны эти стихи, он вырвал из блокнота, сложил его вчетверо и положил в карман Вольфа Эрлиха, сказав: «Тебе!»

Устинова хотела прочесть эти стихи, но Есенин не дал.

— Нет, ты подожди! Останется один — прочитает.

На листке из блокнота было восемь ныне широко известных строк:

Вольф Эрлих действительно любил Сергея Есенина глубокой и сердечной любовью.

Вольф Эрлих родился на Волге, в городе Симбирске (ныне Ульяновск). Его отец был врач, участник империалистической войны. В годы гражданской войны он работал главным врачом больницы патронного завода в Заволжье.

С детских лет Вольф Эрлих бродил с мальчишками по берегу Волги, знал хорошо жизнь приволжских деревень и еще на гимназической парте начал писать стихи о родной стороне.

Он опоздал родиться. Если бы он был в годы гражданской войны уже взрослым человеком, а не маленьким, худым подростком, то, как знать, приняв участие в революционных битвах, он, возможно, имел бы другую биографию. Память его сохранила злодеяния разнузданной белогвардейщины, совершенные в те годы в его родных местах. И в формировании его характера это сыграло свою особую роль. Всю жизнь он хранил священную ненависть к врагам революции и неоднократно подчеркивал это в стихах.

Отец хотел, чтобы сын пошел по его пути и стал доктором, и Вольф Эрлих сначала действительно поступил на медицинский факультет Казанского университета, но потом склонность к литературе перевесила, и он спустя самое короткое время перешел на историко-филологический факультет и в следующем, 1921 году перевелся в Петроград, на второй курс университета.

Тут вместе с занятиями этнографией и лингвистикой он входит в среду молодых поэтов и погружается в бурные, нескончаемые дискуссии и споры, какими было богато то далекое время.

Разнообразие школ и школок, предлагавших свои законы и приемы для изображения действительности и для ухода от нее, было необыкновенное. Иные поэты переходили от одних поэтических племен к другим очень часто, меняя вкусы и привязанности и своих литературных вождей. Общественные диспуты только разжигали страсти и нередко превращались в шумные скандалы, о которых писали в газетах и журналах.

Среди этого поэтического шума и гама вдруг объявились имажинисты. Сергей Есенин разделял власть в этой группе с Шершеневичем, пытавшимся обратить Есенина полностью в свою веру, состоявшую из служения невозможному, непредставимому образу и почти бессмысленному сочетанию слов. Об этом позже так писал Есенин: