«…В 1919 году я с рядом товарищей опубликовал манифест имажинизма. Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом».

Ленинградские имажинисты отличались от московских еще и тем, что московские метры имажинизма не были почитаемыми идолами, а любили они и шли за одним Сергеем Есениным. Вольф Эрлих, встретившись в первый раз с Есениным, так был им взволнован и потрясен, что с того дня стал сближаться с ним, и наконец это сближение закончилось большой и настоящей дружбой, продолжавшейся до последнего дня жизни Есенина.

Позже в своей книге о Есенине «Право на песнь» он приводит слова, сказанные ему однажды Есениным: «Хочешь добрый совет получить? Ищи родину! Найдешь — пан! Не найдешь — все псу под хвост пойдет! Нет поэта без родины!»

Мне нравился Вольф Эрлих и своей сердечной преданностью Есенину и большой настоящей любовью к родной поэзии. Мы сдружились. В тот год, когда я взял его в горы впервые, у него вышла первая книга стихов «Волчье солнце». Он кончил лирическую поэму «Софья Перовская».

Из всяких литературных салонов и полусалонов того времени, из всяких кружков и богемного окружения я извлек его для гор. Он сначала опешил и растерялся перед невиданным и незнакомым ему миром.

Я помню душный, пронизанный неостывшим жаром летнего дня берег Ардона. Вольф Эрлих стоял и не мог оторвать глаз от реки.

— В чем дело? — спросил я. — Что тебя поразило?

Он молча показал на взлохмаченную, бугрившуюся коричневыми взметами воду. В верховьях Ардона прошли сильные дожди, и река мчалась к Тереку, рыча и перекидывая через камни большие деревья, которые, едва задержавшись на гребне, сразу исчезали за поворотом, точно невидимые подводные силачи перебрасывали их через камни, и это продолжалось безостановочно.

— Первый раз в жизни вижу такое! — сказал он с восхищением, которого не мог скрыть.

Он оказался выносливым, как ишак. Наш поход был длинный и трудный. Но он все переносил терпеливо, все ему нравилось. И действительно, в тот год горы раскрылись перед нами всем своим богатством. Мне казалось, что после стольких долин, ущелий, перевалов, снегов и льдов Северного Кавказа, после неповторимых чудес Верхней Сванетии у него начнется усталость, он сдаст духом и телом.

Но с ним произошло обратное. Какая-то ненасытная радость охватила все его существо. Он не думал о жизни городской и полной легких соблазнов. Он как будто пожирал ежедневно сменявшиеся пейзажи, он по-детски, даже смертельно уставший, радовался тому, что его окружало. После легкого отдыха он готов был снова ринуться в путь. Я готовил его к горам еще зимой, совершая с ним большие прогулки на Ладоге и в болотах, окружающих невскую столицу.