— Что это такое? — спросил он, показывая в сторону от дороги.
— Дай сообразить, — сказал я, — по-моему, судя по времени, мы должны прийти в одно селение, которое я хорошо помню еще с прошлого приезда. Пожалуй, это оно, но с ним что-то произошло… Посмотрим!
Если днем мы сидели на развалинах античного храма, среди базальтовых и мраморных глыб, то здесь нас окружали глиняные стены, остатки жилищ, явно покинутых их обитателями.
Осколок луны блеснул в воде ручья, печально переполнившего каменное корыто и растекавшегося по бывшей улочке. Это был единственный живой звук, который мы слышали в мертвом покое брошенного селения.
Мы отдыхали, курили и смотрели по сторонам, но вокруг были только развалины. Я вспомнил, как пять лет назад тут нас встречали веселые голоса подростков, даже местный осел очень любезно обнюхивался с нашим ослом, потом заревел и начал захлебывающимся голосом рассказывать нашему ишаку какие-то последние новости. Вообще здесь все жило полной жизнью, и так неожиданно было встретить сейчас полное разорение.
Вольф спросил с иронией, не тут ли я надеялся ночевать, и если да, то надо поискать какой-нибудь гостеприимный дом…
— Они ушли, — сказал я, пропуская иронию мимо ушей, — теперь все строятся на новых местах. А нам надо идти дальше. И нажимать вовсю, потому что приходить глухой ночью не очень удобно. И потом ты знаешь, что такое кавказские овчарки, это как раз час их полной власти…
Попив воды из искрящегося под луной ручья, полузаваленного камнями, мы пошли бодрым нашим шагом в полную неизвестность, которая простиралась перед нами до самого горизонта.
Скоро развалины брошенного селения остались далеко позади. Мы шли, чувствуя, что мы одни в этом ночном мире. Земля дышала на нас остывшим жаром. Ветерок изредка приносил какие-то резкие запахи трав, названия которых мы не знали. В пустынности дороги было что-то от далеких времен, от долгого странствования пилигримов, от путешествия в Арзрум.
Разве мы не были пилигримами, которые хотели познать древнюю страну, ее жизнь, ее людей сегодня? Нас окружало гостеприимство этой необъятной ночи, которая развертывала перед нами, как узоры шелковой ткани, переливы ночных красок в невыразимом спокойствии отдыхающей земли.
Какие-то стихотворные ритмы начинали бродить в голове, какие-то строчки вспыхивать, как загадочные искры, летящие по небу, как вдруг наш быстрый бег был прерван проклятиями, которыми разразился тихий, сдержанный Вольф. Он прыгал на одной ноге, опираясь на свой дорожный посох. Я сначала даже испугался.
— Ты что, налетел на гюрзу?