— Тетя Гулечка, тетя Гулечка, ты купила пельмени? А то я забегу в магазин после работы…

Каждый день она звонит по телефону этой тете Гулечке, беспокоится о ее завтраках и обедах. Даст же бог такую красоту такой тупице! Золотая коса в руку толщиной, розовые щеки, черные брови, — васнецовская боярышня. Ноги, правда, кривые. Кривые и толстые. Говорят, она верующая. Неужели правда? Голубиное ее курлыканье заглушает резкий голос Инны:

— Следующее занятие ПВХО — завтра в шесть. Чтобы все как штык! Без опозданий.

— Враг не дремлет, — откликается Лика.

Ирония Инне недоступна.

— А что ты думаешь? — говорит она. — Думаешь, легко разобраться, кто враг, кто друг? Возьми хоть этого алжирского студента, который жил с Натэллой. Пока учился — безумная любовь, французские духи, мохер килограммами по сертификатам. Кончил — ищи-свищи. Муж из-за него бросил, сама рожает через месяц, а кто знает, чей будет ребенок?

— А тебе обязательно нужно знать? В отдел кадров переходишь? — веселится Лика.

— Дура, — вразумительно говорит Инна. — Сама Натэлла не знает, кто отец. А что, девочки, давайте с получки сложимся на подарок. До родов только месяц.

Удивительно, как эти общественницы всегда успевают подумать о необходимом. Что это — доброта или привычка?

— Настя, слезай скорее! — кричит Леля. — Бабка топает. Твоя очередь становиться на выдачу. Кто с ней в паре, девочки?

Настя послушно спускается с лестницы, становится около длинного стола. Напротив нее Инна. Длинная, аккуратная Инна. В отделе ее прозвали «накомарник». Ее жених-геолог уехал надолго в экспедицию, они очень беспокоится, что он охладеет в разлуке, шлет посылки и недавно послала накомарник. Очень кстати на зиму глядя.

Минуту они стоят без дела, как будто собираются играть в пинг-понг. Потом сверху спускается белый эмалированный лоток с требованиями. Тут уж только поворачивайся. «Новейшие ЭВМ», «Прогрессивные партии Перу», а вот, оказывается, какой-то француз написал об Андрее Рублеве. Интересно, какой он, Рублев, глазами француза? Но книга поднимается наверх и, должно быть, долго будет потом лежать на номере абонента. Запомнить и прочитать. Папа, наверно, сказал бы: «Записать и прочитать». Не советует на память полагаться. А мама просто прочла бы между делом. У нее это очень просто. Читает по двести страниц в час. По диагонали. И еще объясняет: «Жизнь-то у меня одна».

Стоять на выдаче тяжелее всего. Приходится метаться то в подсобку, то на стремянку, то шведский текст попадется, ни черта не разберешь. Сверху торопят: «Не задерживайте требований». Хочется крикнуть, как буфетчица в столовой: «Вас много, а я одна». А попробуй огрызнись, бабка прочтет нотацию: «Помните, что мы для людей, а не люди для нас. Библиотека — сектор культурного обслуживания». Культурного! А стремянку заменить не могут, — того и гляди, ноги переломаешь.