— Радуесси, пер-реселенец! — Оторвал от сена, втолкнул в рот удила: — Соси, привыкай!..

3

Настасья видела: комиссии хоть зябь, хоть кусты чертополоха ткни под нос — не разберутся; но осмотр был уже начат, и она предложила ехать к следующему полю.

Инженеры легли в розвальни, в сено. Взрослые мужчины, они среди простора и выпавшего вдруг ничегонеделания чувствовали себя школьниками, которые сбежали с занятий, сунули книжки за пояс и привольно лоботрясничают.

Технику Римме Сергиенко хотелось хлопать в ладоши. Ее распирало ощущение, что ее жизнь — необычайная, совершенно особенная ее жизнь — едва-едва начинается, и все в этом начале было впервые: обеды не из маминых рук, командировочные деньги, ухаживания Мишки Музыченко, который ей не нравился, но был не каким-нибудь московским студентиком, а шофером колхоза, и если ухаживал за ней, то, значит, не такие уж у нее большие уши, и, возможно, когда она, как говорится, оформится, то станет даже интересной!.. Мчащиеся розвальни изумительно поскрипывали и, заносясь на поворотах, жестко ударялись полозьями в колеи, взбрасывали Римму. Она много ездила в метро, трамваях, троллейбусах, два раза в такси, а на лошадях впервые. Под локтем пружинило сено — невероятный гербарий, масса сухих пахучих растений. Как какое называется, она не знала, прикасалась к шалфею, щупала тугие головки татарника, сохранившие на макушках фиолетовую цветень. Многое вокруг чудесно сохранилось с лета: и далекий камыш, и близ дороги на проносящихся кустах сорочьи гнезда, и высоко в небе сверкающий через муть кусок синевы — такой же теплый, живой, как, вероятно, в Южном Крыму.

Но когда сани выбросились на гору — сразу предстал мертвый, искореженный прошедшим «астраханцем» мир. Бурьяны, словно причесанные гигантской гребенкой, лежали в одну сторону, снег был сорван до грунта. Римму это не потрясло, она смотрела на это, будто в журнале «Вокруг света» на снимок какого-нибудь заокеанского вулканического острова, потерпевшего землетрясение. Жалко, а что поделать, когда землетрясение? Здесь же и этой беды не было. Ни разрушенных домов, ни задавленных людей.

4

Много бывала Щепеткова в степях после «астраханца», но лишь теперь, когда делом завтрашнего дня стала жизнь в степи, по-настоящему воспринимала окружающее. Удержался только лед дороги да местами белели нанесенные барханы снега.

Перед спуском в низину, к очередному благодатному полю кореновцев, один такой нанос пересекал дорогу. По голой земле не поедешь, лезть с гостями через бархан Настасье тоже не улыбалось: «Ввалится какой идол с башкой, отвечай тогда».