Глаза бабки смотрели не моргая. В старческой вспыхнувшей памяти, должно быть, звук в звук вставали слова мужа, звеневшие некогда напряженным, митинговым тенором; Поля видела, как, поднявшись на стременах, выпрямись в струну, Матвей Григория Щепетков держал речь пред войсками.

— «Вспомним, — повторяла она, — что полгода назад обещал нам Краснов? Землю!! Гляньте ж теперь в его бесстыжие очи, спытайте, то ли он поет?!»

По спине Солода шел озноб, руки Настасьи уже не расщипывали на ряднине комки, ждали.

— «Нет! — говорила Поля. — Краснов забыл ту красивую песню и поет другую, которую заставили разучить новые его господа. Он перечисляет теперь кайзеровских генералов, что дружат с ним. Он словно б… хвастается знатными клиентами, что по очереди у ней ночуют».

Возможно, в иных запавших в мозг словах Поля не разбиралась, но суть понимала всей кровью, безошибочно чуяла лютую свирепость классов, точно присягу, повторяла мужнины речи.

— «На наших, — выкрикивала она, — костях желает атаман укрепить власть над нами же! Так вскинем, братья, большевистскую, карающую вампиров шашку!»

4

Теперь на объектах саночистительных работ Солод с уважением разглядывал позеленелые латунные эфесы.

Ковши отрывали и беляков, — возможно, славных при жизни ребят, беззаветных трудяг-землеробов; и не закрути их путаные, как говорила Поля, «бесщадные» обстоятельства, они могли стать героями. Почему же не стали? Не хватило сознания или в трудный миг испугались, что «пропустят скрозь них ленточку»?.. Ну, а находись тогда он, Илья Солод, в тех бурлящих митингами станицах, разве есть гарантия, что не мог он влипнуть в какие-нибудь — гори они огнем! — анархисты?.. А вот эти — с алыми бантами! — не влипли. Не сбились. Без них не существовало б ни сегодняшнего Волго-Дона, ни всего СССР. Ихний прах потомки должны бы нести на ладошках да с венками, с военными оркестрами! Но в большинстве случаев нельзя было разгадать, кто лежит под бесчисленными буграми: время потрудилось.

Согласно инструкции, самосвалы не гоняли зря, не эвакуировали чистую землю, а, отваливая ее на сторону, оттранспортировывали только «главное». В последние дни пошел «астраханец», точно мелкими гвоздями клевал железо бортов и стекла кабин, наносил на дорогах дюны вокруг буксирующих самосвалов, увеличил обморожение рук и ног. Но шоферня, зараженная энтузиазмом, таким же, как недавно в наступлении на Берлин, перекрывала нормы ездок, назло обстоятельствам зубоскалила сквозь грохот ветра:

— А вот и Мишка, поджигатель морей.

— Где он поджигатель?! Главный лодырь участка. Мерзнешь, Михайло?