— Ничего, товарищ начальник! Весна!.. Щепка на щепку и то лезет.

Смеющийся Адомян переглянулся со смеющимся Голиковым, оба уличили друг друга в неположенных по их должностям мыслях. Адомян задержался у четырнадцатикубового этого тысячедвухсоттонного шагающего дредноута, а Сергей, все оглядываясь на красивую бабу, поеживаясь, подошел к экскаваторам обычным. У крайнего производилась звукозапись. Спортивного вида радиокорреспондент записывал быстро. От магнитофона шел проводок к эбонитовой раковине, которую он держал в руке, подставлял к губам говорящих.

— Есть еще передовики? — спросил он и посмотрел в список. — Порханов… Кто это?

— Я, — отозвался пожилой человек.

— Эх… О Порханове в печати было часто, — вздохнул корреспондент. — Ну да ладно. — Он начал передачу: — Стахановец экскаваторщик Порханов освоил три смежные специальности — бульдозериста, скрепериста, слесаря. Сейчас товарищ Порханов подходит к нам издали, — передавал он, хотя никто ниоткуда не подходил, все стояли кружком вокруг слабо гудящего ящика. — Вот он уже подошел, — сообщил корреспондент в раковину, сунул ее к губам Порханова, и тот, хотя явно уже привык к подобному, но все же особым, «культурным» голосом заговорил о процентах. — Над нами, — пояснил в раковину корреспондент, — красуется лозунг: «Помни, что график — закон. Родиной он утвержден!»

Сергей огляделся — никакого лозунга, а корреспондент пафосно продолжал:

— Лозунг выгибается под напором суховея, который словно бы злится, что Порханов и его товарищи несут степям воду. Суховей клубит пыль над экскаваторами, — вещал он в то самое время, когда ничто не шевелилось в сияющем ласковом воздухе, и Сергею стало противно от себя самого, обхаживающего Адомяна.

Он вернулся к Адомяну, без обиняков спросил, будет ли для переселенцев техника.

— Будет, — улыбаясь, ответил Адомян. — Вы люди застенчивые. Где завтракали, туда и обедать идете.

«Вали уж, вали!» — думал Сергей.

Генерал, довольный и слаженностью работ, и, наверно, шуточкой лихой смазливой бабы, действовал широко, предложил свой персональный катер, чтобы Сергей Петрович проехал над берегами, сориентировался, где ставить насосы.

3

Отчалил Сергей не один. Он захватил встреченного на улице фольклориста Роза, который бросился к нему, как старый знакомый, умолил взять.

Капитан стоял в стеклянной рубке, катер, полувзлетев носом, мчал, будто автомашина по шоссе, отбрасывая нарзанно кипящие борозды, качнул плавучую гидрометеостанцию, зацепленную за тяжелый якорь — оставшийся на двадцатиметровой глубине немецкий танк, — качнул, в мгновение оставил позади рыбацкие баркасы; и море раскрывалось все больше своей широтой, все разительней походило на огромную выпуклую линзу, упертую краями в горизонты, пахнущую весной, свежестью, ивовым прутом, рыбой. Роз, взволнованный окружающим, стоял с фетровой смятой шляпой в руке, с развевающимися волосами, говорил о записанных вчера народных песнях, пояснял, что прекрасная песня в отличие от женщины вечно молода, что влюблялись в нее сто лет назад, влюбляются в нее, в ту же самую, сегодня, будут влюбляться в нее же, в поэтическое чудо, и через тысячу лет; не знает она ни дряхлости, ни смерти!..