Зиновия слушала диковинные слова, искала в небе жаворонка, гоняла муравья по соломинке, а над пахотой вились запахи подсыхающей земли, накормленные волы млели, пригревшись на солнцепеке. Дед забывался в своих буквицах, бормотал, пока Зиновия как-то раз не спросила:
«Ты про что читаешь, дедушка Пэвэлаке?»
«Про то, внученька, как закончилось сотворение всего сущего…»
«И когда оно кончилось, дедушка?»
«А сегодня какой день, Зинуца?»
«Не знаю… А что такое день?»
«Это — свет, Зина!»
«Дедуль, а свет — это сотворение, да?»
«Зачем тебе знать, внученька?»
«Чтобы запомнить про творение…»
«Милая, свет и сотворение, о котором я говорю, — это тот день, когда на земле родилась твоя пра-пра-пра-прабабка!»
«А как ее звали?»
«Это очень давно было… Имя такое древнее, что тебе его не надо знать, да и трудно запомнить».
«А я хочу! Скажи, Парасковья, да?»
«Главное, что при этом были отец и сын… то есть бог и человек, они тогда еще были едины. Или, как теперь мы говорим, — были братья, любили одно и то же. В тот день бог, что звался отцом, дал человеку, которого назвал сыном, первое слово — «отец»! Человек пел просто так: «А-а-а-а…» Ну, как дитя в люльке. Отец-бог спросил:
«Скажи-ка, сын мой, разве не прекрасно наше слово и наше творение?»
Сын-человек в ответ: «А?»
Бог-отец и говорит:
«Я же дал тебе слово!»
Сын отвечает: