Подошел, опустил к ногам кота, выпрямился. Глянул со смесью веселья и виноватости:

– Вот… я.

– Вижу, – сказал я. В голове была полная каша. И радость, что вот он, Петух, и… а как же теперь быть? И почему он здесь?

– Почему ты здесь?

Видимо, вышло это чересчур хмуро. Веселье на Петькином лице не пропало совсем, но я почуял, как он опасливо ощетинился. Ответил, однако, беспечно:

– Вернулся. На катере, который повез на берег провожающих… А чего?

Если бы он знал, «чего».

Еще утром я был бы счастливейшим человеком, увидев Петьку вернувшимся. А сейчас? Что я ему скажу?

Петька засопел, опустил голову, шевельнул смирно сидевшего Кыса коричневой, в частых царапинах ногой.

– Мне сказали, что коты не живут долго на железных кораблях. Помирают… Как же тогда?

Мы все молчали.

Он глянул исподлобья:

– Не думай, я не сбежал, меня отпустили. Даже заставили… Потому что здесь осталось еще много наших. И… потому что здесь ты…

Тогда я взял его за плечи, прижал. Ох, Петух ты мой непутевый…

Он потерся носом о мою куртку, поднял счастливое лицо. Будто мы увиделись после долгой разлуки.

Потом он опять чуть насупился:

– Меня только одно скребет: не нарушил ли я обет?.. Ну, тот давний, с корабликом…

Отец Венедикт и я переглянулись. Отец Венедикт сказал:

– Все хорошо теперь. Ты, Петушок, не нарушил. Наоборот. Здесь ты нужен во сто крат больше, чем там…

– Ага… – Глаза его блестели. – Пит, мне знаешь еще что показалось? Будто нас с тобой ждут другие путешествия, гораздо дальше, чем на «Розалине»… Пит… я больше не хочу без тебя…