— Да кто же его знает, где он. — Подумал, склонив голову набок, оценивающе оглядел посетителя с ног до головы, добавил: — На производстве, надо быть, где ж еще. В делянке…

Дмитрий Иванович заглянул на нижний склад леса. Там на эстакаде возились грузчики и раскряжевщики. Поодаль, среди размятой поляны, стоял трактор с толкачом. Мотор у него глухо урчал, казалось, трактор недоволен бездействием, сердится. У снегозащитного заборчика прикорнул тракторист. Он курил. Воротник полушубка поднят, шапка нахлобучена на самый нос. «Озяб бедный», — пожалел Дмитрий Иванович тракториста, тронул его за плечо.

— Простуду схватишь, приятель.

Тракторист неохотно поднялся, поежился.

— Тут не только простуду — холеру всмятку схватишь…

— Долгонько полежизаешь?

— Да уж долгонько.

— И толкач вхолостую горючее переводит?

— А позаводи-ка перед каждым возом, умаешься, — сердито глянул тракторист и полез в кабину.

Из-за поворота послышался гул машины, вскоре показался воз с «хлыстами», как называют лесорубы срубленные нераскряжеванные деревья. Машина остановилась против эстакады, трактор, будто ретивый козел, нацелился своим толкачом в бок воза, разбежался и с ходу ударил. Деревья, что спички, посыпались комлями на эстакаду. Вторым заходом трактор скинул с прицепа вершины. Раскряжевщики и сортировщики принялись за дело. Тракторист отвел свою машину на старое место, слез и стал доставать папиросу.

— Опять на отдых? — насмешливо спросил Дмитрий Иванович.

— Не говорите, — махнул рукавицей тракторист.

С эстакады заметили приезжего незнакомого человека, стали приглядываться, кто он такой. Может, начальство какое? Дмитрий Иванович услышал голос, показавшийся знакомым.

— Мужики, гляньте-ко, не Митя ли Бережной там?..

— Какой еще Митя? Не твой ли, Дуня, хахаль?

— Вот некошной! Кругом тебе хахали… Киномеханик Митяшка Бережной, говорю…

— Добро, кино посмотрим…

— Так он, слышно, нынче главным инженером в леспромхоз назначен…

Рабочие воткнули в снег аншпуги, оставили пилы, остановились в ожидании. Не успел Бережной подойти, его окружили и засыпали жалобами. Он зажал уши.

— Ничего не слышу, ничего не понимаю. Зачем же хором, у вас не клубная самодеятельность. Кто-нибудь пусть один.