Она смотрела на нежданных своих «сестер» и «братьев» и не могла понять, что это за люди, к чему они стремятся, куда зовут. У них даже и религии-то не было, все их «учение» сводилось к воспеванию бога да к проповеди житейских запретов. То нельзя, другое нельзя. И выходило, что нельзя именно то, что идет на пользу обществу.

Ефим Маркович внушал девушке:

— Пойми умом своим, чадо мое, что все эти светские затеи: собрания, кружки, увеселения, — вовсе сказать, бесовское утешение. Безбожники выдумали их, чтобы радовать сатану. Будь в стороне от них, не поддавайся соблазну. Бери пример со старых, верных, истинных христиан. Вот хотя бы бабушка Курначиха. Стара и немощна, а проявила не так давно, вовсе сказать, дух твердости и божьей гордыни в схватке с безбожниками.

Новоявленный апостол поведал, как во время выборов в местные Советы Курначиха отказалась принять избирательный бюллетень. Сколько ни старались агитаторы разъяснить ей значение выборов, сущность советской демократии, роль Советов в жизни общества, старуха стояла на своем: участвовать в выборах она не будет и на избирательный пункт не пойдет.

— Может быть, бабушка больна, идти к урне не в состоянии? Так мы принесем бюллетени и избирательный ящик сюда, — говорили агитаторы. Она твердила одно: голосовать не будет. Тогда агитаторы привели ей слова из священного писания: «Несть власти, аще не от бога». Неужели и после этого бабушка откажется участвовать в выборах? Она слова из священного писания выслушала и ответила:

— Так ведь это не про советскую власть…

Нина слушала, и у нее сердце сжималось от боли. Куда, в какое болото тащат ее? Дома она с плачем кидалась к матери, просила, умоляла спасти ее, не губить, вытащить из ямы. Мать и сама приходила в смятение, поняв, что происходит. А что она могла сделать? Обратиться к Фишеньке? Тот слушал, пуская ровные колечки дыма к потолку, и усмехался.

— Чего ты хочешь, Доретта? Дело сделано, и переигрывать нельзя.

— Не боишься ты, Фиша, бога…

Он похохатывает.

— Страсть как боюсь. Боюсь и потому божью дочь Нину возвратить безбожникам не могу. Поздно, Доретта. Пойми, поздно…

2

В рабочкоме они сидели вдвоем — Макора Тихоновна и Нина. Нина вытирала слезы и молчала. Макора завела с ней разговор о производстве, о заработке, спрашивала, хватает ли ей денег, не нуждается ли она. Нина отвечала движением головы да редкими отрывистыми словами.

— Почему же ты не хочешь со мной говорить? Я добра тебе желаю. Вижу, что у тебя какая-то тяжесть на душе. Расскажи, легче станет. Если нужна помощь, постараюсь помочь…