– А между тем, Иван Самсонович, посмотрите: стул опрокинут, карандаш на полу, бумаги разбросаны… Я этого не понимаю…

– И я тоже-с.

Постояла она этак, постояла, покачала головой, пожевала губами, да вдруг – на колени перед образом, и давай класть поклоны. Я вижу, что человек молится, – зачем же ему мешать?.. Вышел тихонько.

Гашке я задал хорошую гонку.

– Зачем тебя туда, ненужная, занесло?

– Да мне, дяденька, любопытно было, отчего Анфиса Даниловна никого не пускает в Иван Данилычеву комнату. Я и забралась, а как услыхала, что вы идете, испугалась и спряталась за шкаф. Анфиса Даниловна меня не заметили, я у них за спиной выскочила за дверь, да вам и попалась…

И что же, сударь? Ведь вот, кажись, пустяки это сущие, – однако из-за пустяков этих пропала наша Анфиса Даниловна! Вообразилось ей, что это сам покойник приходил с того света в свой кабинет.

«Э, – думаю, – с такими мыслями в голове ты, матушка, пожалуй, еще и в Преображенскую больницу угодишь…»

– Анфиса Даниловна! – говорю, – голубушка! Статочное ли вы дело говорите? Иван Данилович ваш теперь со духи праведны скончавшеся, а вы его заставляете скитаться по земле, как стень какую-нибудь. Это только ежели кто в смертельном грехе помрет, или сам на себя руки наложит, или опойца – так точно, того земля не принимает, потому анафема проклят во веки веков, а братец отошли во всем аккуратно, благородно, по чину. Да уж коли у вас такое смятение чувств от этого случая произошло, так позвольте, я вам признаюсь, как было дело…

Рассказал. Она только улыбнулась.

– Спасибо вам, Иван Самсонович, что вы так обо мне заботитесь, хотите меня успокоить: даже Гашу свою не пожалели для меня, обидели… только вы напрасно наговариваете на девочку… вам меня не обмануть. Мне сам брат сказал, что это он был… Я его теперь каждую ночь вижу во сне. Жутковато мне стало.

– Как же это-с?.. – спрашиваю.

– Как засну, так он и встанет перед глазами. Сердитый он был в тот раз… «Ты, – говорит, – ушла, а я без тебя скучал… ты не думай, что если я помер, так уж и нет меня: я всегда около тебя…»

– Что насчет Гаши я вам сказал, – тому верьте-с, а вот что покойников вы видите во сне, – это нехорошо…

– Да, к смерти…

– Нет, не то что к смерти…

– Уж поверьте, что так, Иван Самсонович! – У нас был с ним разговор. Я спрашиваю: «Ваня! Скоро я умру?» – А он мне в ответ язык показал… и потом уж другое начало сниться…

И так она внятно выговорила все эти слова, что я даже по углам озираться стал, – неравно Иван Данилович и мне язык откуда-нибудь покажет…

Пришла весна. Гашку нашу и не затащишь со двора в комнаты. фор зеленый, мягкий; играет девчонка с соседской ребятежью по целым дням. Береза у меня во дворе растет, – несуразная да суковатая такая, Бог с ней! а ребятам утешение: лазят по ней, как бельчат. Я ее раза три рубить собирался, да то ребята упросят, то жена, то Анфиса Даниловна: покойник очень эту березу одобрял, – сучья-то прямо в окна ему упирались… Ну и то сказать, дерево при доме, ежели на случай пожара, куда хорошо! – Пожалел я березу – на свою голову.