– Вы бы, – говорит, – Анфиса Даниловна, доктора позвали: вы больны.

– Нет, Анна Порфирьевна, я здорова всем, только сердце у меня неспокойное. Как ночь, так оно у меня и начнет дрожать, точно осиновый лист. Дрожит, дрожит… аж душно мне от этого станет и испарина по всему телу…

– Какое же это здоровье?! Нет, вы полечитесь…

Доктор назвал болезнь Анфисы Даниловны каким-то мудреным словом. А она в то время так извелась, что когда доктор вышел от нее, я потихоньку зазвал его к себе.

– Что, – говорю, – почтенный, очень плоха наша жилица? Насчет Ваганькова кладбища вы как полагаете?

– Нет, – отвечает, – с ее болезнью иной раз сто лет живут, а иной раз и не увидишь, как умирают. В сердце у ней большие неправильности. Вы ее берегите, чтоб она не волновалась, не пугалась… Вот брата она очень любила: хорошо бы ее развлечь, а то она только о покойнике и думает, а думы эта болезнь ее усиливают.

Стали мы барышню развлекать, однако она на наши развлечения не поддавалась; засела дома – и никуда ни ногой… Впрочем, на мои именины пришла к нам честь честью, поздравила меня, уселась чай пить. Сидим, беседуем, только вдруг над головою – топ! топ! топ!.. А наша столовая как раз приходится под покойниковой комнатой.

Как вскрикнет наша барышня, как затрепещется! чашку оттолкнула, сорвалась с места.

– Вот, кричит, вот… вы меня зовете из дому: видите, уйти нельзя, – уже кто-то вошел, распоряжается…

Лицо стало багровое, глаза выскочить хотят – совсем не Анфиса Даниловна, а точно покойный Иван Данилович, когда приходил в гнев.

Побежала она к себе наверх, а я за нею, так как вижу, что женщина вне себя, и если найдет прислугу в кабинете, не обойтись делу без скандала и мирового. Входит в квартиру – по черной лестнице: кухарки нет, и слышно, как она во дворе с соседским дворником ругается через забор. А тем временем в покойниковой комнате – трр!.. что-то грохнуло. Анфиса Даниловна побежала туда, как львица какая-нибудь… а я остался, – и только что она за дверью скрылась, как из кабинета, за ее хвостом, что называется, шмыг наша Гашка. Я так и обмер: «Ну, – думаю, – заметит Анфиса Даниловна, кто у нее там орудовал, вовеки не простит!.. Беги, – говорю, – скорей, постреленок, пока не поймали!» А Анфиса Даниловна в ту же Минуту зовет меня.

– Иван Самсонович! пожалуйте сюда.

Вошел я в кабинет: чистота, порядок, портрет покойного на стене… любоваться можно! Анфиса Даниловна стоит среди комнаты бледная, руками разводит…

– Здесь, – говорит, – никого нет, Иван Самсонович.

– Точно так, – говорю, – Анфиса Даниловна.