Что-то стиснуло мне сердце. Себя не помню, показываю Чеченцу на его лаз и шепчу:

– Уходи, пока цел! Сзади караулки цепь не расставлена…

Он, было, широко открыл глаза, шагнул ко мне, а я рукою машу, все показываю ему на лаз. Как бросится он из погреба, только я его и видел.

Вышел я на свет Божий, зову Фролова:

– Смотри-ка, – говорю, – какова яма? Он так и обомлел; шепчет мне:

– Непременно тут, под караулкой, есть подполье. Это Федькина нора…

– А цу! зови наших! Посмотрим!

Спустились мы в погреб уже вчетвером, нашли ружье, лампу, рядно… Только Федьки не было!

– Эх! – говорю, – ребята! Видно, не наше счастье! Была здесь птица, да улетела!

Тем временем подоспел участковый. Составили протокол. Евгению арестовали. Уж не помню, чем кончилось ее дело…

– А что сталось с Федькой? – спросил я.

– Не могу вам сказать… – задумчиво ответил Петров, разводя руками. – В М. он больше не показывался… Слыхал я, что на Макарьевской ярмарке в тот же год нашли какого-то мертвого оборванца, похожего на Федьку с лица, с перерезанным горлом. Но он ли это был или другой, и от кого он погиб, ничего не знаю; я в это время уже собирался оставить службу и мало ею интересовался… Да, – наверное, он: ихний брат всегда этак кончает!

1894

Деревенский гипнотизм*

Деревенский гипнотизм^*

I

Лето 188* года я провел на Оке, в имении Хомутовке, в гостях у приятеля-помещика. Звали его Василием Пантелеичем Мерезовым. Он был много старше меня годами и опытом. Когда-то предполагал иметь порядочное состояние. Но половина последнего погибла, потому что Мерезов не занимался хозяйством, а другая половина – потому что Мерезов стал заниматься хозяйством.

– Милый Саша, – говорил он мне, когда я умру, начертай над моей могилою: «Здесь покоится прах дворянина Мерезова, погибшего жертвою многопольной системы и усовершенствованного молочного хозяйства; он вышел невредим из лап парижских кокоток, но пал под бременем агрономических улучшений. О нем плачет Россия и фирма „Работник“, напрасно ожидающая уплаты за молотилку, веялку, три плуга латкинские и один Сакка. Прохожий! если ты кредитор, почти вздохом прах его и разорви свой исполнительный лист: описывать у Мерезова нечего».

Не имея средств жить в Москве, Мерезов безвыездно сидел в своем углу, спасенном для него от общего разгрома милейшим старичком-родственником, который с тем и купил на аукционе дом и клочок земли, чтобы предоставить их в пожизненное пользование Василию Пантелеичу. Угол был поистине медвежий. Я нашел Мерезова сильно одичалым и в хронически удрученном настроении какого-то мрачного шутовства.