Г. А-т энергически восстает против мужчин, живущих за счет женского труда, тем паче полового: сутенеров, альфонсов и т. д. Нечего и говорить, как справедливо его негодование. Но вряд ли законны его обобщения, из негодования истекающие:

– Как позорен тот муж, у которого жене приходится искать отхожих промыслов, конечно, при наличности детской семьи! Как позорно то общество, где женщина обречена на труд поденщиц!

Первое восклицание попадает совершенно незаслуженным плевком, прежде всего в огромную часть русского крестьянства и мещанства, в которых сотни тысяч женщин осуждены на поиски отхожих промыслов вовсе не по лодырничеству мужей, а потому, что только совместный заработок мужа и жены окупает, с грехом пополам, цену жизни и позволяет вырастить новое поколение, хотя бы и на хлебной соске. Поднимаясь в область трудящейся интеллигенции, предлагаю г. А-ту вспомнить очерк Салтыкова о супругах Чемезовых, лучшее изображение столичной четы мучеников белого труда, какое мне известно в русской литературе. Не думаю, чтобы у кого-либо поднялась рука бросить камень в Чемезова, как в «позорного мужа», хотя супруга этого бедняги – в тяжком отхожем промысле с утра до вечера. А Чемезовы не единичный случай, но тип, и притом наиболее распространенный.

Второе восклицание я изменил бы таким образом:

– Как позорно то общество, где женщина обречена на труд поденщика за плату поденщицы!

В том, что женщина трудится, хотя бы и поденщицею, нет ничего позорного ни для нее самой, ни для общества, в котором она живет. А вот, что общество, управляемое мужским строем, норовит воспользоваться женским трудом как можно более на даровщинку, – это действительно чрезвычайно позорно. И напрасно г. А-т старается уверить читателя, будто «говорить и работать в этом направлении (к поднятию женской заработной платы), право, не стоит». Всякий, кто платит за труд одинакового достоинства женщине меньше, чем мужчине, тем самым отбивает ее от труда, закрепляет ее половой силе и является бессознательным, неумышленным, но все-таки подстрекателем к проституции. Если хозяин хорошо платит женской прислуге и не мучит ее чрезмерною работою, он – уже борец против проституции, хотя бы не состоял членом ни в каком аболиционистском кружке. Если хозяин платит дурно, а работы требует каторжной, он толкает служанку в проституцию, он фактор проституции, хотя бы имя его значилось в списках всех обществ предупреждения, охранения, спасения, возрождения и возвращения. Всякий, не пустословно сантиментальничающий, но намеревающийся искренно и последовательно свое дело делать, союз аболиционистов должен, по-моему, начинаться круговою порукою, что участники союза будут оплачивать труд женщин, работающих у них или для них, не по дешевизне «женского сословия», но по соответственным ценам мужского рынка.