— Это я с перепугу… Знаешь, у каждого есть своя форма самозащиты, — слабо усмехнулся Юрко, еще сильнее зажмуривая глаза.

Нина твердила свое:

— Они тебя боятся. Но каждая исподтишка гадает: вот бы взнуздать такого!

— Верно говоришь?

— Спроси любую!

— И не догадывался.

— Куда уж тебе догадаться! Ты ж с Лазурной всегда на подмостках, над всеми. Артист! Поешь, а людей и не бачишь.

— Зато тебя хорошо вижу.

— Покамест…

— Как так — покамест?

— Уйдешь на службу — и поминай как звали!

Юрко открыл глаза, приподнял голову. Он ослеп с непривычки, не различал Нининого лица в сплошном оранжевом свечении.

— Ты про что говоришь?

— Про то самое…

— Дуреха!..

Нащупал в солнечном половодье ее голову, закутанную успевшим высохнуть платком, попытался дотянуться до лица губами, но она поторопилась прилечь лицом ему на грудь, увернулась как будто, и в то же время ее жест не обидел его.

Умолкли на какое-то время. Обдавая Юрка щекотливым дыханием, Нина снова заговорила, и снова о том же:

— И Лазурку призывают?

Он глубоко вздохнул, шевельнув Нинину голову:

— Вместе идем.