Кольке кажется, что в белом халате и голубой шелковой косынке Клава еще красивей, нежней. Вот так бы и смотрел, глаз не отводил. А девушке неудобно от его неотступного, жаркого взгляда. Она, потупясь, смущенно двигается на стуле, кладет на лоб Кольки ладонь.

— Температуры нет?

— Давно нет.

— Сегодня Ермилов приезжал, от Григория Степановича, из «Восхода», — сыплет скороговоркой Клава. — Кукуруза, говорит, будет. Новый сорт… Хорошо, если уродится. Правда, Коля?

— Правда. — Колька придавливает своей ладонью ладонь Клавы, прижимается к ней губами. Клава видит, что Кольке сейчас очень приятно, а ей вот только неловко. Но она руки не отнимает. Она с удивлением думает о Кольке. Вот он на вид самый обыкновенный, такой, как все, а в самом деле необыкновенный. О нем вон даже в центральной газете написали. И стоит! Клава не раз пыталась мысленно поставить себя на место Кольки — и ей становилось так страшно, что дрожь всю прохватывала. Она там со страху сразу умерла бы. Складышем победить такого зверя!

— Да как же ты, Коля, сумел? — спросила Клава в тот день, когда Бабах привез его в больницу.

— Поневоле сумеешь… Я не сумел бы, так он…

Колька, конечно, герой. Самый настоящий. И хорошо, что он такой скромный, обыкновенный.

— Мама привет тебе передала.

— Спасибо. Ей тоже передавай.

— Она вот тут курочку зажарила. — Клава берется за сумку.

— Ну к чему? — конфузится Колька. — Не надо! Сами… У меня и так вон полна тумбочка. Сестра даже замечание сделала.

— Ешь, чтобы не залеживалось. А маму не обижай. У нее ведь свои порядки. Она, может, и не решилась бы, если бы эта рябенькая не перестала нестись. В наказание…

— Ну, раз так — я продолжу наказание рябенькой.

Они смеются. Кольке очень хорошо. Он даже забыл про свои раны и про закованную в гипс сломанную ключицу. А Клава достает из сумки газетный сверток, потом книгу.

— Чтобы не скучал. «Повесть о жизни» Паустовского. Не читал?

— Нет.

— Замечательная. Вот читаешь, будто хорошую музыку слушаешь. Как-то все прозрачно, нежно и немного грустно.

Неожиданно в палату заходит Татьяна Власьевна. Руки в карманах накрахмаленного халата идеальной белизны, непокрытую голову держит прямо, даже чуть откинула, будто ее тянет назад тугой узел косы. И, очевидно, поэтому Татьяна Власьевна кажется гордой, неподступной.

— Здравствуйте! — Клава, вся вспыхнув, поспешно встает, напоминая школьницу.