– Отпустите меня, – ласково попросила Франсуаза. – То, что Пьер собирается вам сказать, меня не касается.

– Останьтесь, или я уйду, – сквозь зубы проговорила Ксавьер.

– Останься, – в нетерпении вмешался Пьер. – Ты же видишь, у нее того и гляди начнется истерика.

Он повернулся к Ксавьер, на лице его не осталось и следа приветливости.

– Мне очень хотелось бы знать, почему я до такой степени ужасаю вас.

Франсуаза села, и Ксавьер отпустила ее руку; проглотив слюну, она, казалось, вновь обрела свое достоинство.

– Вы меня не ужасаете, – отвечала она.

– Похоже, что все-таки да, – сказал Пьер. Он впился взглядом в глаза Ксавьер. – Впрочем, я могу объяснить вам, почему.

– Тогда не спрашивайте об этом, – сказала Ксавьер.

– Я предпочел бы услышать это из ваших уст, – сказал Пьер. Выдержав немного театральную паузу, он, не спуская с нее глаз, продолжал: – Вы боитесь, как бы я не прочитал в вашем сердце и не сказал вслух о том, что в нем вижу.

Лицо Ксавьер исказилось.

– Я знаю, что у вас в голове полно грязных мыслей, они приводят меня в ужас, и я не хочу их знать, – с отвращением сказала она.

– Не моя вина в том, что мысли, которые вы внушаете, нечисты, – возразил Пьер.

– Во всяком случае, храните их про себя, – сказала Ксавьер.

– Сожалею, – отвечал Пьер. – Но я пришел специально, чтобы изложить их вам.

Он умолк. Теперь, когда Пьер держал Ксавьер в своей власти, он казался спокойным и чуть ли не радовался при мысли вести разговор по своему усмотрению. Его голос, его улыбка, его паузы – все было так тщательно рассчитано, что у Франсуазы появился проблеск надежды. Чего он добивался, так это поставить Ксавьер в полную зависимость, но, если ему это удастся без особых усилий, возможно, он избавит ее от слишком жестоких истин и, возможно, позволит убедить себя не порывать с ней.

– Похоже, вы не желаете больше меня видеть, – продолжал он. – Наверняка я доставлю вам удовольствие, сказав, что у меня тоже нет больше желания продолжать наши отношения. Только у меня нет привычки бросать людей, не объяснив им своих мотивов.

В один миг неустойчивое достоинство Ксавьер пошатнулось; ее выпученные глаза, полуоткрытый рот выражали теперь лишь недоверчивую растерянность. Невозможно было, чтобы искренности этого страха не удалось тронуть Пьера.

– Но что я вам сделала? – спросила Ксавьер.

– Вы мне ничего не сделали, – отвечал Пьер. – Впрочем, вы мне ничего и не должны, я никогда не признавал за собой никакого права на вас. – Вид у него был холодный и равнодушный. – Нет, просто я в конце концов понял, кто вы есть, и тогда эта история перестала меня интересовать.