Ксавьер оглянулась, словно искала какой-то помощи; стиснув руки, она, похоже, страстно желала бороться, защищать себя, однако не находила ни одной фразы, которая не показалась бы ей полной подвохов. Франсуазе хотелось подсказать ей нужную роль. Теперь она не сомневалась: Пьер вовсе не стремился сжечь все мосты, он надеялся, что его суровость вырвет у Ксавьер интонации, которые смягчат его.
– Это из-за тех пропущенных встреч? – спросила, наконец, Ксавьер жалобным голосом.
– Это из-за причин, которые заставили вас пропустить их, – ответил Пьер. Он подождал немного; Ксавьер ничего не добавила. – Вам было стыдно самой себя, – продолжал Пьер.
Ксавьер резко выпрямилась.
– Мне не было стыдно. Только я была уверена, что вы сердитесь на меня. Вы всегда сердитесь, когда я встречаюсь с Жербером, а поскольку я напилась с ним… – Она с презрительным видом пожала плечами.
– Но я счел бы прекрасным, если бы вы питали дружеские чувства к Жерберу или даже любовь, – сказал Пьер. – Лучшего выбора вы не могли бы сделать. – На этот раз в его голосе неосмотрительно зазвучал гнев. – Но вы не способны на чистое чувство: вы всегда видели в нем лишь средство, предназначенное усмирить вашу гордыню, утолить вашу злость. – Жестом он остановил возражения Ксавьер. – Вы сами это признали, вы заигрывали с ним из ревности, и не из-за его прекрасных глаз вы пригласили его в ту ночь к себе.
– Я была уверена, что вы так подумаете, – сказала Ксавьер. – Я была уверена. – Она стиснула зубы, и по ее щекам скатились две исступленные слезы.
– Потому что вы знали, что это правда, – продолжал Пьер. – Я сам скажу вам, что произошло. Когда я заставил вас признать вашу страшную ревность, вы дрожали от ярости; вы признали бы в себе любую низость, но при условии, что это останется в тени; вас привело в замешательство, что все ваше кокетство оказалось напрасным и не сумело скрыть от меня суть вашей душонки. От людей вы требуете лишь одного – бездушного восхищения, любая правда вас оскорбляет.
Франсуаза смотрела на него с опаской, ей хотелось остановить его; казалось, его подхлестывают собственные слова, он терял спокойствие, суровость на его лице была уже не наигранной.
– Это очень несправедливо, – сказала Ксавьер. – Я сразу перестала вас ненавидеть!
– Да нет, – возразил Пьер. – Надо быть наивным, чтобы этому поверить. Вы никогда не переставали; вот только чтобы сполна предаться ненависти, следует быть менее безвольной, чем вы; ненавидеть – это утомительно, вы дали себе маленькую передышку. Вы были спокойны, вы прекрасно знали, что, как только вас это устроит, вы вновь обретете всю свою злобу, и поэтому вы забыли о ней на несколько часов, поскольку вам хотелось, чтобы вас целовали.